Александр Афанасьев - У кладезя бездны. Адские врата

– А ведь Бог есть… – заметил я.

– И пусть будет… – Ирлмайер зевнул, – по-видимому, ему нет дела до нас, грешных. Завтра вы поедете в Швейцарию с моими людьми. Нужно еще раз переговорить с банкиром Полетти. Вы его знаете. Вам и карты в руки. Можете продолжить разговор о своем, я не возражаю. И… представите интересы германской нации, мы тоже хотим с ним подробно договориться. А сейчас – идите-ка спать друг мой. Утро вечера мудренее, правильно я произношу? Правильно. Завтра вам предстоит долгая и трудная дорога. Да и мне – тоже.

Четыре турбовинтовых мотора среднего транспортно-десантного «С130J», собранного в Италии фирмой «Augusta Industriale» для королевских вооруженных сил, ровно гудели, пожирая милю за милей и неся тушу огромного самолета в разреженном горном воздухе. Позади и правее, шел еще один, точно такой же самолет. Шел второй час с того момента, как они поднялись с базы парашютистов в Вероне…

Контр-адмирал Мануэле Кантарелла – самый молодой командующий в истории специальных сил Италии – повернулся, чтобы оглядеть своих людей. Их было ровно сорок человек, все – отборные, испытанные в боях в Сомали и Триполитании парашютисты батальона Аоста четвертого горного парашютно-десантного полка. Пятьдесят человек – более чем достаточно, чтобы решить любую проблему. Для поддержки у них были два пулемета калибра 338 с солидным запасом патронов и два шестидесятимиллиметровых легких миномета с набором мин. Пехотинцы считают минимально действенным калибром для миномета восемьдесят два миллиметра – но это только потому, что они не умеют как следует стрелять из миномета и не умеют толком корректировать огонь. Горные стрелки же считают вес снаряжения не килограммами, а граммами, и использовать восьмидесятидвухмиллиметровый миномет для них получается слишком накладно – тем более, что в отличие от их шестидесятки, тот не может работать без массивной опорной плиты. Для альпийских стрелков шестьдесят миллиметров более чем достаточно, для них основным противником являются одиночные стрелки, снайперские и пулеметные гнезда, для которых прямого попадания 60-миллиметровой мины более чем достаточно. К тому же одним из наиболее эффективных приемов войны в горах является вызывание искусственных обвалов, лавин, селей, оползней. Для этого тоже применяется миномет, а если не хватит взрыва 60-миллиметровой мины – то не хватит и восьмидесяти двух миллиметров. В общем – подразделение, которое получил под свое командование контр-адмирал Кантарелла, было превосходно укомплектовано и готово к выполнению боевой задачи.

Возможно, другой офицер отдавал бы приказы, находясь на борту самолета управления или вовсе находясь в штабе, благо сейчас средства связи и управления сделали огромный рывок вперед, – но только не контр-адмирал Кантарелла. Дело в том, что он учился в Германии и был очень хорошим офицером, по-настоящему хорошим, хорошим по меркам любой армии мира. Он не знал многого из того, что делал его отец, но он твердо знал, что является одним из команды заговорщиков. Он понимал, что делал зло, делает зло и сознательно продолжает делать зло. Но это не мешало ему быть хорошим офицером, который ведет своих солдат в бой, а не руководит ими из безопасной штабной комнаты.

В десантном отсеке появился выпускающий. Наклонился к уху контр-адмирала, проорал изо всех сил:

– Пять минут! Три триста! Нижний край на четыреста! Ветер северный, около пяти!

Контр-адмирал показал большой палец.

– Пять минут! Проверить снаряжение! Готовность пять минут!

Рука сама полезла в карман, острый край фотографии ткнулся в руку. Как же больно… черт, как больно. Она его подставляла… трахалась с кем попало… но он даже не мог себе представить, насколько он ее любил.

Пока не потерял.

Это было несколько дней назад. Он был в Риме, потому что его отец приказал ему оставаться в Риме, стянув к городу небольшие, но отлично подготовленные части итальянского спецназа, прошедшего долгую и жестокую войну в колониях. Государство было нестабильно… государство колебалось… диктатура органически не была приемлема для шумных и говорливых итальянцев, весьма смутно представляющих, что такое порядок. Даже парламент для них с чертовой тьмой депутатов был не более чем спектаклем, чем-то, о чем можно посудачить на лавочке. Еще со времен Древнего Рима здесь требовали «хлеба и зрелищ», причем второе было не менее важно, чем первое.

К тому же, захватив власть, коалиция начинала распадаться. В нее вошли многие, и правые, и националисты, и даже многие центристы – все были убеждены в том, что король для Италии – зло. Что ж, теперь короля не было, и многие начинали задавать сначала себе самим, а некоторые уже и громко вопрос, – для чего делали республику, для чего делали революцию? Чтобы вместо короля родовитого посадить на трон короля безродного? Республиканско-парламентская форма правления открывает простор для разного рода манипуляций – а Италия республики-то и не успела вкусить как следует. Занявший временный пост диктатора сенатор Джузеппе Кантарелла начал наводить порядок, и порядок этот был такой, какой он видел во время работы послом при дворе Романовых. А на случай, если этот порядок кому-то не понравится – что ж, на это существовал его сын, контр-адмирал Мануэле Кантарелла вместе с его специальными отрядами. Он был неподалеку от Рима, под рукой – и мог появиться в городе в любое время…

На случай, если начнется второй этап государственного переворота, приказ действовать должен был прийти Кантарелле и его людям через полицейскую волну. Это был не единственный канал оповещения, но основной, и потому полицейскую волну слушали двадцать четыре часа в сутки. Отсюда-то контр-адмирал Кантарелла и узнал о пожаре в римском доме барона Карло Полетти. Сначала он даже не понял, что произошло. А поняв, побежал к машине.

Через час с небольшим он уже был в римском судебном морге, средоточии боли и зла, где бедой фонят даже стены. Врач сначала не понял, кто он такой и что ему нужно… возможно, он как-то сумбурно это объяснил. Потом – понял, провел выложенными плиткой коридорами, санитары выкатили каталку – и врач откинул простыню.

От огня она почти не пострадала, только… кожа была какого-то странного цвета и опалило волосы… которыми она так гордилась.

– Что… – молодой контр-адмирал не мог подобрать нужные слова. – Что, ко всем чертям, произошло?

Врач, навидавшийся всякого, цинично хмыкнул. Поднял безжизненную руку.

– Ну… вскрытие еще не делали, синьор. Но на самоубийство, я бы сказал, это не похоже. Нет, синьор, не похоже…