Роман Глушков - В когтях багряного зверя

Швырнувший в меня топорик ублюдок тоже стоял за спинами своих соратников. И не просто стоял, а уже выхватил из поясного чехла новый томагавк. И дважды этот ловкач вряд ли промахнется. Осознавая, чем рискую, я все же исполнился храбрости и, выхватив у Сенатора перезаряженные ружья, выскочил между удерживающих оборону товарищей, направил «Мадам де Бум» прямо в лицо метателю топоров и нажал на кнопку электроспуска.

Голова ублюдка лопнула, словно гнилой помидор, а сам он отлетел назад и шлепнулся наземь среди уже подстреленных мной жертв. Однако в момент выстрела моя рука дрогнула, и потому, помимо головы метателя, также в кровавую кашу превратилась половина лица северянина, что бился с Тунгахопом. Моя нечаянная жертва – я ведь в нее даже не целился! – нанесла по инерции еще один удар мечом (он снова был отбит) и повалилась набок, не дожидаясь, когда ей на голову опустится секира домара.

Эта же секира придержала решивших поквитаться со мной товарищей обезглавленного любителя томагавков. Сразу трое головорезов ринулись на меня с яростными воплями и еще раз доказали, что боевое неистовство северян может быть не только их силой, но и слабостью. Враг, что хотел снести мне голову кривой широкой саблей, сам в итоге лишился головы, когда топор Тунгахопа быстро нашел себе новую цель. Двое других мстителей нарвались на дуплет второй «Мадам де Бум», которую я сжимал в левой руке. Ослепленные ненавистью, они как будто даже не замечали мое грозное оружие. Впрочем, как говорится, туда дуракам и дорога. Выпущенный практически в упор, удвоенный заряд картечи разворотил животы у обоих нападавших, не оставив им шансов на выживание. Но один из них все же успел в последний момент выбросить руку вперед и ткнуть меня в левое плечо остроконечным навершием своего моргенштерна.

Кажется, он не достал до кости, но боль все равно ослепила меня. Я отшатнулся назад, снова прячась за спины северян. Хорошо, что я не выронил ружья и передал их де Бодье до того, как моя левая рука онемела и повисла плетью.

– Как ты, Проныра? Жив? – осведомился Убби, отгоняя кистенем очередного ублюдка, что уже успел понять, как брат Ярнклот обходится с замешкавшимися врагами.

– Ж-жив! – откликнулся я дрожащим голосом. Рана кровоточила и болела зверски. Но рассудок мой вроде бы не помутился, и я еще мог отстреливаться здоровой рукой.

– Тогда запускай леталку! – приказал Сандаварг. – Да поживее, загрызи тебя пес!

И, увернувшись от нацеленного ему в шею меча, ловко перешиб кистенем колено еще одного нападавшего. Однако и Убби с напарником успели пропустить по нескольку касательных ударов. Вот только было уже невозможно определить, где на их разгоряченных телах своя кровь, а где чужая.

Чем нам могли сейчас помочь катапульты «Торментора», я понятия не имел. Но раз Убби сказал: «Запускай!», значит, нечего раздумывать. Выхватив из-за пояса светящуюся ракету – одну из тех, что мы приобрели на ярмарке в Аркис-Жанейро, – я поднял ее над головой и велел де Бодье дернуть за торчащий из петардного футляра шнур; сам я сделать этого не мог, поскольку левая рука у меня была парализована болью. Больше всего я опасался, что пороховой заряд в ракете отсырел и она не сработает, но мои опасения были напрасны. Рукотворная звезда, искрящаяся и яркая, с шипением взмыла в ночное небо и была видна, наверное, на огромном расстоянии. Такую Ласло Габор точно не проморгает… если, конечно, он не рванул на попятную и вышел на позицию. Или того хуже – столкнулся с армией совета Кланов и снова угодил в плен.

Не рванул и не угодил. Правда, убедились мы в этом не сразу, а через пару минут после того, как погасла ракета.

Врагов у нас заметно поубавилось, а те, что еще не теряли надежду пустить нам кровь, теперь не лезли на рожон. И это было, скорее, уже моей заслугой. Что ни говори, а огнестрельное оружие – великая сила! Когда заурядный, не наделенный воинскими талантами человек вроде меня в мгновение ока расправляется с двумя-тремя матерыми воинами, тут волей-неволей растеряешь боевой дух и начнешь осторожничать.

Потрепанные враги стали больше маневрировать, делая резкие выпады и сразу отскакивая. Нас обзывали нечестивыми, грязными трусами, хотя то, что Убби и Тунгахоп бились вдвоем против пятнадцати, говорило совсем об обратном. Впрочем, это была всего лишь провокация, на которую наши защитники не поддались. Другого метателя томагавков среди противников не нашлось, и теперь они суматошно гадали, как выгнать нас из нашей дыры с наименьшими потерями.

Трудно было определить, как обстоят дела возле столовой и чья сторона там берет верх. Походило на то, что сражение растеклось по всему лагерю. В дрожащих отблесках факелов я заметил, как несколько северян отчаянно рубятся на лестнице, что ведет в хижину Виллравена. Тени дерущихся мелькали уже гораздо ближе к нам, и звон их оружия слышался отчетливее. Возможно, что близ входа в канализацию также кипит драка, и теперь понятно, почему Сандаварг вспомнил о катапультах «Торментора». Они создадут во вражеских рядах сумятицу, которой мы постараемся воспользоваться и прорваться либо к люку, либо, в крайнем случае, к воротам.

И капитан Габор нас не подвел! Подобравшись по следам армии гостей к форту на расстояние выстрела, Ласло ударил именно туда, куда мы договаривались. Первая бомба, выпущенная из его главной катапульты, угодила точно в проем ворот. Сами они уже валялись вырванными на земле, но мощь взрыва все равно не пропала даром. Он снес арку и прилегающие к ней участки стены, образовав внушительную брешь. Огромный столп дыма и пламени взметнулся вверх, от грохота содрогнулась земля, с гор покатились камни, а обломки разлетелись по всей западной части крепости. Многие из них попадали в сражающихся северян и разили тех, не делая разницы между хозяевами и захватчиками.

Две другие катапульты «Торментора» метнули бомбы полегче и, соответственно, послабее. Но они были выпущены аккурат в пролом и взорвались не снаружи, а уже на территории форта. Огонь, песок и камни пронеслись по главной улице, словно пороховые газы и картечь – по ружейному стволу, – сметая на своем пути то, что не уничтожили обломки воротной арки. Мы глядели из нашей щели на стену огня, что разрезала форт пополам и осветила его так ярко, как даже солнце не освещало его нынешними пасмурными днями.

Представшая нам в эти мгновения картина была жуткой. Повсюду валялись мертвые тела и корчились от боли раненые. Оставались на ногах и продолжали сражение, наверное, от силы половина головорезов с обеих сторон. Но и сейчас было не разобрать, на чьей стороне перевес. Хотя, как мне показалось, вояк в белых повязках заметно поубавилось. Что, впрочем, еще ни о чем не говорило: многие из них могли просто-напросто растерять свои отличительные знаки в суете боя…