Роман Глушков - В когтях багряного зверя

Столкновение выдалось на славу. Нацелив на нас пушки, шкипер северян невольно подставил под удар левый борт. Что при наличии у нас тарана было большой ошибкой. Загнутый вверх, подобно клыку, прочнейший нос «Гольфстрима» был сконструирован таким образом, чтобы вонзаться в корпус жертвы, поддевать ее и переворачивать набок. Конечно, лишь в том случае, если жертва не превосходила истребитель по весу. Но с нашими спаренными ДБВ мы могли не обращать внимание даже на такое ограничение.

Де Бодье исполнил приказ и сразу же после удара перевел «Гольфстрим» на пониженную передачу. Остановившийся было истребитель вновь рванулся вперед, словно борец, который, сцепившись с соперником, решил первым швырнуть его наземь. Буксир под нашим натиском медленно кренился на правый борт. И тут шкипер северян допустил вторую, на сей раз фатальную ошибку. Вместо того чтобы оставаться на месте и, возможно, удержать машину на колесах (такое не исключалось, если бы мы начали буксовать), он занервничал и, решив сорваться с крючка, врубил задний ход. И когда колеса буксира завращались, под нашим напором они начали сами подталкивать его ко рву. Да так быстро, что я даже приказал Гуго перейти на первую передачу, побоявшись, что мы слетим в яму следом за жертвой.

Когда враги поняли, в чем их ошибка, и прекратили ерзанье, было поздно. Край рва уже оседал под вставшей на два колеса махиной. И едва я почувствовал, что она кренится вправо уже без нашей помощи, тут же скомандовал: «Стоп колеса!» А буксир завалился на правый борт и покатился с откоса, громыхая так, что под нами заколыхалась земля.

Падая, враг смял борта, мостик и орудийные площадки, а также сломал мачту и оборвал связывающий его с прицепом трос. Потом он снова встал на колеса, но склон под ним еще не закончился, и набранная инерция повторно уронила его набок. И когда кувыркающийся бронекат достиг дна и остановился, он лежал кверху днищем, с полопавшейся обшивкой и покореженной трансмиссией. А находящиеся на нем северяне если и уцелели, то вряд ли были в состоянии оказать нам сопротивление…

Интересоваться их самочувствием мы не намеревались. Теперь нас беспокоило здоровье тех врагов, что штурмовали перекрывшую ворота баррикаду. Нет, в данный момент они чувствовали себя превосходно! Даже слишком превосходно. Но мы собирались подпортить им настроение, а многим из них – еще и шкуру.

Оттолкнув тараном прицеп, я подвел «Гольфстрим» к мосту и развернул его правым бортом к Роще. Сквад продолжал сражаться, но многие головорезы отступили от баррикады и, указывая на нас пальцами, пытались докричаться до соратников, которые, войдя в раж, даже не заметили, что стряслось по ту сторону моста. Разобрать, где в этой толпе Виллравен, было трудно. Но, надо полагать, он уже накачался своим зельем и размахивал мечом где-то в самой гуще заварухи. Вряд ли он при этом оглядывался на свой тыл. Однако мы знали способ, как обратить на себя внимание даже опьяненного битвой берсерка.

– Пли!!! – прокричал я в коммуникатор орудийной палубы.

Истребитель содрогнулся, когда правобортовый «Сембрадор» выплюнул за раз дюжину гарпунов. В свое время он пробивал даже стальные бока вактов, поэтому с людьми расправлялся и вовсе играючи. За год Малабонита и Убби изрядно поднаторели в стрельбе из этой карательной машины. Они настроили прицелы так, чтобы снаряды не разлетались в стороны, а шли кучно, накрывая лишь противоположный край моста, ворота и пространство перед баррикадой. А поскольку враги тоже действовали кучно, сражаясь плечом к плечу, редкий гарпун нашел себе только одну жертву.

Не исключено, что при этом пострадал кто-то из защитников баррикады – трудно вести точную стрельбу из оружия массового поражения. Но мы были готовы взять на себя ответственность за невинные жертвы. Обрушившаяся на Корабельную Рощу угроза была слишком серьезной, и ее нельзя было истребить с хирургической аккуратностью. В войне с северянами действовать нужно решительно, грубо и невзирая на последствия. Так же, как воюют сами северяне, что с легкостью перешагивают через трупы как врагов, так порой и своих соратников.

Нам было некогда останавливаться и глазеть на результат своей кровавой работы. Вопли боли и ярости еще не грянули в полную силу, а я уже развернул «Гольфстрим» другим бортом и дал залп из второго «Сембрадора». Новая дюжина гарпунов умчалась в том же направлении, и если не все они, то большинство из них также отыскали себе жертвы.

Оба залповых комплекса перезаряжались автоматически, но на это требовалось время. Впрочем, давать врагу передышку я не намеревался. Быстро развернув истребитель кормой к мосту, я раскрутил сепиллу и обрушил на ворота ураган камней и песка. Роторная катапульта-щетка сама находила себе снаряды, подцепляла их с земли и метала в противника. Вести прицельную стрельбу из такого орудия было невозможно, но этот недостаток целиком искупался шквальной мощностью и ненужностью перезарядки. Вдобавок ко всему сепилла создавала непроницаемую пылевую завесу, чем дезориентировала противника и ввергала его в еще большее смятение.

Спустя три минуты с орудийной палубы поступил очередной доклад о готовности к стрельбе. Я тут же выключил сепиллу и велел Убби подняться в рубку. А пока он шел, я вновь развернул «Гольфстрим» правым бортом к мосту, который вместе с воротами окутывало облако пыли.

Пыль быстро оседала, сносимая ветром, и я внимательно вглядывался в нее, стараясь не проморгать контратаку северян. Для них это было бы сущим самоубийством, поскольку на близком расстоянии «Сембрадор» смел бы их всех подчистую. Но кто знает, что взбредет в голову домару-берсерку после того, как мы нанесли ему коварный удар в спину.

Убби взбежал на мостик и сразу же встал к баллестираде, дабы в случае чего добить тех врагов, кому повезет увернуться от гарпунов. Но я вызвал его наверх не за этим. Мы красноречиво дали понять Виллравену, что удача сегодня не на его стороне. Он потерял бронекат и как минимум половину бойцов своего и без того немногочисленного сквада. Мы были готовы уничтожить их всех, если они не прекратят сопротивление. Но если у них нет охоты погибать, мы можем пойти им навстречу и устроить переговоры.

Именно Убби предстояло предъявить врагу наш ультиматум. И раз уж Кирк считает себя домаром, он обязан принять его. Тем более что речь пойдет не о позорной сдаче в плен, а о благородном северном способе предотвращения кровопролития – поединке вождей враждующих армий. И чей вождь в финале такого поединка останется на ногах, та армия и будет объявлена безоговорочным победителем.

Вообще-то, вождем нашей маленькой армии был я – по крайней мере, когда все мы находились на борту моего бронеката. Но поскольку исход моего поединка с Виллравеном был заведомо предсказуем и плачевен, я был отнюдь не прочь временно передать командование Сандаваргу. Что и сделал сразу, как только стало понятно: противник не намерен контратаковать и устилать мост новыми трупами.