Юрий Маслиев - Месть князя

– Итак, господа! – сразу начал он, отметая возможные вопросы. – У вас есть всего два пути. Первый вам только что продемонстрировали.

Он недвусмысленно указал на окно, за которым находился дворик с виселицей.

– Кстати, господину Муравьеву за убийство двух китайских надзирателей, – он перевел взгляд на трупы китайских солдат, – грозит та же участь… Второй – это тесное сотрудничество с секретной разведывательной службой Японии, находясь в элитарном подразделении под моим началом. Тем более что вы будете продолжать то дело, которое не завершили семь лет назад, – бороться против большевистской России. Подумайте, выбор у вас небольшой. Даже если вы каким-либо чудом ускользнете отсюда… Хотя… уверяю – этого чуда не случится, во всем мире будут воспринимать вас как обычных криминальных преступников. С другой стороны, освобождение Родины от большевизма – святая обязанность каждого русского патриота. В этом наши цели сходятся. И если раньше вы делали это исходя из чувства голого патриотизма и справедливости, то теперь вам будут платить деньги, и, уверяю вас, очень хорошие деньги.

По-видимому, Кингоро почерпнул данные о них от своего агента Крылова, который не был информирован ни о финансовых и политических возможностях Муравьева, ни о социальном статусе во Франции врача Лопатина, ни о владельце крупного гаража – Блюме. Все знания о них базировались у Крылова только на эпизодической встрече во время наступления красных под Челябинском в 1919 году, которое едва не закончилось для него трагически. Но, как говорится, от судьбы не уйдешь. При второй встрече он получил то, что заслужил еще во время первой.

– И еще хочу добавить, – продолжил Кингоро. – Служить вы будете в окружении своих товарищей – кадровых русских офицеров. Причем среди лучших из лучших. Крылов хорошо знал свою работу, рекомендуя нам только матерых профессионалов, которые, кроме всего прочего, еще проходили отбор в специальном лагере. Но то, что показал сегодня князь… – он кивнул на Муравьева, – такого я еще не встречал… И склонность к анализу, и хладнокровие, и физические данные… А Крылов уверял меня, что вы двое, – он обратил свой взор на Лопатина и Блюма, – мало в чем уступаете ему. Так что для вас троих отборочного лагеря не будет. Вы сразу попадете в учебный центр. Многое еще придется узнать, прежде чем приступите к работе… Прошу вас, Михаил Николаевич, – обратился он к Муравьеву, – возьмите в письменном столе договоры о сотрудничестве.

Разговаривал Кингоро с ними на хорошем русском языке с легким акцентом, без свойственных японской элитной самурайской касте чванливости и превосходства, видя в них и уважая силу настоящих мужчин, воинов. Но чем больше симпатии он внушал к себе, тем большее раздражение рождалось в душе Михаила – все-то Кингоро говорил правильно, но…

«Вот именно „но“…» – Михаил молча вглядывался в слегка растерянные лица друзей, прочитавших договор и размышлявших, как и он, причем явно не над содержанием договора, а над осмыслением своего внутреннего «я».

«Японец предложил нам жизнь, как хозяин, как деляга, как плут и мошенник. Вначале украл, а потом предложил нам выкупить, да еще обрядил эту сделку в шикарную тогу благодетеля и патриота. Ну впрямь – отец родной. Но это его профессия. Расквитаемся», – прислушиваясь к правильным речам японца, Михаил опять почувствовал раздражение.

«Для того чтобы остаться в живых, есть много возможностей. Можно согласиться с предложением и всю жизнь преданно лизать руку хозяина. Можно, для видимости, согласиться и потом сбежать, прячась и боясь разоблачения, с мелким чувством трусливого раба. Чтобы выжить, можно придумать еще много подобных вариантов, вариантов трусливо поджавшего хвост проигравшего. Но тогда человек просто выживает, он перестает жить. Ведь жизнь – это победа над врагом, над обстоятельствами, над своими слабостями…»

Кингоро предлагает продать свою Родину. Пусть она находится под властью их врагов, но он предлагает бороться не для ее освобождения. Против большевизма, но для интересов Японии. «Хакко итиу» – весь мир под одной крышей, японской крышей.

«А вот хер вам!.. Аристократ поймет аристократа… Поймешь ты!.. Когда умоешься кровавой самурайской юшкой… Все правильно. Предательство – это отклонение от нормы, и нормальный человек ощущает отклонение от этой нормы. Это выше идеологии социальных философствований, это зовется просто – совесть. Предавать нельзя не только что-то или кого-то. Нельзя предавать самого себя. Предательство не побеждает, оно пресмыкается. Предатель не живет, а существует, чтобы потом разложиться в своем смрадном ничтожестве».

Михаил перевел взгляд на Кингоро. «Этот молодой, считающий себя мудрым японец не торопит, думая, что выхода у нас нет. Ну и пусть. Что такое мудрость, я пока не знаю, но у Кингоро – это не мудрость, а хитрость. А по Ларошфуко… – тоже коллега, «добрый дядя» шпионил везде, где только можно… Так вот, по Ларошфуко, хитрость – это «признак недалекого ума». Он думает, что загнал нас в угол и что мы будем играть его картами… Да, карты его, только крапить их будем мы. Парень искал неприятностей – он попал по адресу».

Тряхнув головой, Михаил четким почерком написал о своем добровольном сотрудничестве с секретной японской службой «Кемпейтай» и подписался. Вскоре листы с аналогичным содержанием, заверенные Блюмом и Лопатиным, тоже попали в руки довольного своей хваткой японца.

Пыль, поднятая на полосе препятствий их командой, забивала глаза, уши, смешивалась с потом, оставляла на лице грязные разводы, срывала дыхание, скрипела на зубах. Поднять голову было невозможно. Пули станкового пулемета, свистевшие над головой и иногда взрыхлявшие землю по бокам, лишали этой возможности. После десятикилометрового кросса с полной выкладкой, а это – более тридцати килограммов, преодолеть очередную полосу по-пластунски было особенно тяжело. И это еще не конец. Впереди маячила высокая, почти отвесная скала, на которую нужно забраться без страховочных тросов, заложить учебную динамитную шашку, успеть спуститься вниз до взрыва, вступить в рукопашную схватку со свежими разминавшимися курсантами из параллельной команды новичков. После всего, прорвавшись сквозь этот заслон, нужно было выйти на огневые рубежи, положив с десяток мишеней, показывающихся на мгновения в различных ракурсах и в разных местах, преодолеть водную преграду и марш-броском вернуться на исходную точку в лагерь, не оставляя за собой следов. На все это отводилось определенное время, которое сокращалось день ото дня.

Короткий отдых, обед и занятия по радиоделу, шифровке, дешифровке, отработка навыков по минированию различных инженерных сооружений, маскировки при стрельбе из снайперских винтовок, тренировки по джиу-джитсу, отработка приемов слежения за объектом, уход от слежки – все эти занятия проводились прямо в лагере. Изучались функции управленческого административно-хозяйственного и партийного аппарата Советской России и ее карательных органов. Изучалась лексика, идеология и фразеология, бытующая в советском обществе. Фотодело, гонки на автомобилях и мотоциклах по пересеченной местности, да и множество сопутствующих всему этому знаний, необходимых для внедрения и длительной успешной шпионско-диверсионной работы на территории Советского государства, – изучались здесь.