Сергей Калашников - Четвёртый поросёнок

То обстоятельство, что в сооружённой стараниями Нах-Наха кроватке Евы не нашлось, ввело молодого отца в ступор. Недолгий, впрочем. Рано или поздно все дети дорастают до того, что оказываются способными вылезать из мест, куда их сажают, чтобы ограничить подвижность. И с каждым это обязательно происходит в первый раз — так что — случилось, несомненно, знаменательное событие в жизни дочери. Только вот куда она подевалась?

Прислушался — тишина. Это очень тревожный признак. Значит ребёнок чем-то занят. И самый главный вопрос — чем? Помещения первого этажа Вадим обежал мгновенно — в пределах, ограниченных закрытыми дверями обнаружить пропажу не удалось, зато на второй ступеньке лестницы, ведущей наверх заметен влажный мазок — где-то здесь дочура намочила ползунки, но, увлечённая форсированием новой для себя преграды, не просигналила о необходимости переодеть её в сухое.

На втором этаже внимание сразу привлекла приоткрытая дверь той самой комнаты, куда Бероев некоторое время старается не заглядывать. Вопроса о том, как ребёнок-ползунок справился с запором, даже не возникло — если Вы были папой, ничему подобному удивляться не станете. А вот дальше… уфф, целая и невредимая Ева вытащила из шкафа незнакомые приборы с проводочками, увенчанными пуговками датчиков. Как раз одну из этих пуговок она прямо сейчас тащит в рот. И именно в этот момент сверху на ребёнка начинает вываливаться саквояж с незнакомой эмблемой.

Стремительный бросок наперехват, и рука Вадима легла поверх мохнатой лапы, тоже ухватившей падающую сумку.

— Простите, если сделал вам больно, — только и сообразил он сказать, извлекая крошечный датчик из-за дочкиной щеки и любуясь клыкастой улыбкой мохнатого «зверя», вылезающего из шкафа. — Искренне сожалею, что доставил вам неудобство, — невольно добавил он, видя из сколь маленького отсека выбирается гость.

— Да уж, полочка для шляп у вас тесновата, — ответил мохнатик, подняв одно ухо вверх, а второе направив в сторону. — Вот, читал я, что когда-то в старину у вас, адамитов, в моде были кивера и цилиндры. В те поры, уверен, здесь было значительно просторней.

Тем временем Вадим стянул с ребёнка мокрые ползунки и, достав из кармана передника сухие, принялся за надевание их на Еву. А та неведомым образом дотянулась до уха гостя из шкафа и сомкнула на нём свои пальчики. Вторая же рука ухватилась за клык.

— Ева, отпусти дядю. Ему же больно.

Девочка послушалась, но только для того, чтобы вцепиться в щёки незнакомца, который подхватил её за бока, после чего надевание ползунков получилось запросто.

— Меня зовут Риатор, — тем временем представился нежданный помощник. — Как вы, вероятно, догадались, я врач. И, поскольку случай привёл вас в мои лапы, извольте снять футболку — займёмся медосмотром. Это просто невообразимо скучно, оставаться в бездействии, когда вокруг столько народу, — продолжая разглагольствовать, он привязал Еву за ногу к ножке кровати, ограничив таким образом зону перемещений. Облепил датчиками её папеньку и с надеждой впился взглядом в экран одного из приборов. — Увы мне, всё в пределах нормы, — ушки на мгновение опали, но через секунду снова встали торчком и сориентировались в направлении двери. — Ваша супруга возвращается. Ох и попадёт нам! Впрочем, если быстро сбежите, может и пронести.

Вадим с дочкой на руках спустился вниз по лестнице и сделал занятой вид. Дара застала его за полосканием ползунков.

Рука у Фёдора полностью отросла только через шесть с лишним месяцев — как раз закончились весенние каникулы и, вернувшийся после недолгой отлучки «однорукий» выставил кисть из рукава.

— Протез соорудили, — объяснил он приятелям. Впрочем, зря старался. Все понимающе кивали и делали согласное выражение лица. Школьный фельдшер тоже не сказал ничего определённого. Сделал какую-то запись в карточке, но никому её не показал.

Слишком долго все ожидали этого чуда, поэтому и приняли его буднично. Или нарочно старались «не гнать волну», чтобы не пришлось вслух высказываться о Хозяине — существе легендарном, но не одобряющем огласки. Несомненно, копилка сказаний о нём пополнилась новым преданием, которое долгие годы будут пересказывать в семьях, в узком кругу близких родственников или надёжных товарищей.

Сами же мохнатики ушли не прощаясь. Исчезли, будто их и не было никогда. Собственно, о том, что они больше не вернутся, Дара догадалась, увидев, что на полке с вареньем количество банок одномоментно уменьшилось наполовину. Обычно они брали по одной, а тут — сразу девять утащили.

— По классике это считается двадцать четвёртым калибром — не слишком большим для охотничьих ружей, — объясняла Маруся, разбирая на столе лёгкое и изящное длинноствольное ружьё. — У нас на Прерии такие носят девушки, стройные женщины и крепкие подростки. Как раз такие как ты сейчас, Федя. То есть для самообороны вполне пристойное оружие, особенно, учитывая, что навеску пороха и его любимый сорт каждый способен подобрать себе индивидуально.

Вошедший на пустующую в этот час веранду капитан полиции Кирилл Сергеевич Матвеев заметил, что сын занят чем-то интересным с незнакомой девочкой, и решил не мешать — здесь на Прерии дети много внимания уделяют изучению оружия и боеприпасов — так что нет причины им мешать. Оглядевшись, встретился взглядом с армейским капитаном, расположившимся неподалеку, и увидел в его взоре предложение присоединиться.

— Кирилл.

— Вася, — мужчины пожали друг другу руки.

— Мне кажется, вы на Прерии около года? — у Матвеева сегодня отличное настроение и впервые за последние месяцы выдался беззаботный день.

— Давай на «ты», Коршун, — улыбнулся армейский. — Нет, меня ты раньше знать не мог, а вот тебя мне показывали издалека, когда я своих орёликов возил на соревнования. Ты-то, я вижу, давненько в этих краях, — кивнул он на салатовые шорты и цветастую рубаху, завязанную на пупке форменным узлом.

— Шестой… да что я?… седьмой уж год в этих местах. Обжился, женился, сына вон с Земли забрал, — кивнул он в сторону Федьки.

Взглянув на Нах-Наха, Василий перевёл взор на собеседника:

— Я думал — он местный.

— Знаком, что ли с Фёдором? — Кирилл сделал какой-то знак содержателю кафе.

— Ага. Нормальный мужик. И моя к нему серьёзно относится, — кивнул Савельев на Маруську.

— Постой, есть уже у Федьки коряга. И если он её обидит, я ему, засранцу, ноги повыдергаю, — вскинулся Матвеев. А Василий заржал и, положив руку на плечо собеседника, удержал того от подскока:

— Маруся не дочка мне, а жена. С сыном твоим они учились в одной школе. И, это, фиг ты ему теперь что повыдергаешь — его рукопашке сперва Меф учил, и потом Манул. У меня в роте ребята на равных спарринги с ним проводят, как со взрослым.