Сергей Анисимов - За день до послезавтра

Вице-президент замолчал. Ни один из присутствующих в его кабинете офицеров и штатских не перебил напряженную паузу ни одним звуком.

— Это будет экономический аналог Судного дня, — медленно и раздельно сказал Байден полминуты спустя. — И три четверти населения не окажется способной увидеть ни одной реальной причины происходящему: прежде всего потому, что не видит глубже собственной чековой книжки. Мы сползаем прямиком в этот самый «кризис», о котором с глубокомысленным видом рассуждают идиоты с образованием уровня муниципального колледжа. В настоящий, а не в тот. Но вы это слышали уже, правда?

Вновь возникла пауза, и вице-президент обвел всех взглядом, в котором не читалось никакого определенного выражения.

— Да, разумеется, — сказал он. — И даже от меня. На самом деле глупо рассказывать вам о причинах, когда до начала остаются часы. Вы все это уже слышали год назад. И наверняка поняли, что сейчас я больше обращаюсь к самому себе, чем к вам. Но я начал о другом, — о «социальном заказе». Почему противник политики нашего президента вдруг начинает поддерживать нас — даже не перестав его критиковать, вообще-то говоря? Почему национальные телеканалы показывают в последние недели грязных русских старух в тряпках чаще, чем Памелу Андерсон в лучшие годы? Что, они получили миллионные правительственные заказы на такой показ? Да ничего подобного! Все они делают это по собственной инициативе, просто потому, что отлично чувствуют, к чему сделала тогда-то заявление бывшая госсекретарь Олбрайт, к чему другое заявление другая бывшая госсекретарь, мадам Райс, а к чему уже я сам. И почему это вдруг все они и многие другие касаются совершенно не запрета на жевание резинки в Сингапуре.

Офицеры изобразили вежливые улыбки. Личный секретарь вице-президента сидел неподвижно, из тени, не мигая, смотрели его глаза. Их выражение равняло сорокалетнего аскета со ждущим своего часа гепардом.

— Народ готов, джентльмены. Готов полностью. Вы являетесь ведущими специалистами по психологической войне в этой стране. Вы потратили массу сил и средств на компьютерные симуляции, на консультации с гражданскими специалистами и тому подобное. Я вовсе не упрекаю вас, не поймите меня превратно: все это действительно было необходимо, мы готовились к самому серьезному шагу в истории. Но не нужно иметь степень в области социальной психологии, чтобы осознать происходящее хотя бы в целом. Потому что когда грошовый журналистик из какого-нибудь «Вестника техасской скотофермы» посвящает разворот не прогнозу падения цен на говядину, а вопиющей проблеме, связанной с отказом России покупать его говядину по надуманным причинам, якобы имеющим отношение к санитарии… Посвящает по собственной инициативе, бесплатно, и именно потому, что считает это своевременным и важным… Это все в одну копилку, господа, в одну. В нашу. Сейчас народ готов больше, чем когда-либо, дальше качество психологического момента будет только теряться: так говорят ваши модели, так считаю и я сам. Люди «перегорят», махнут рукой на русских, потому что соседа уже уволили, а на два дома в квартале повесили таблички «Продается с большой скидкой». Но этого не случится, и мы все здесь прекрасно знаем почему. Потому что по телевизору начнут показывать такое, что люди будут гнать свои автомобили с работы выше всех ограничений скорости: лишь бы сесть к телевизору пораньше. Потому что рекой потекут военные заказы, оплачиваемые за счет тех же русских, в конечном итоге. И не только на бомбы и ракеты, но на пропитанную антисептиками ткань для пошива носков, на ту же консервированную говядину, на пластиковые вилки, на колючую проволоку… Я вижу, у нас есть вопрос?

Интонация, с которой он произнес последние слова, была точно скопирована с той, которую употребляют школьные учителя. Офицер со знаками различия полковника опять улыбнулся — одними глазами. Высказывание вице-президента о маловажности «степени в области социальной психологии» не покоробило его, но он это запомнил.

— Да, мистер вице-президент. Я никогда не задавал вопросов о составе ударных групп, числе задействованных в первом ударе эскадрилий и тому подобном. Это дело тех самых «настоящих» военных, которые сидят в приемной и ждут, когда мы закончим. Однако я все же задам один «чисто военный» вопрос, не имеющий отношения к психологии. Или имеющий, но далеко не прямое. Вы уверены, что мы справимся?

Возникшая после этого вопроса пауза была ненормальной. Ответное «Что вы имеете в виду?» не просто подразумевалось, эти слова были буквально написаны в воздухе огненными буквами. К чести вице-президента, он их не произнес. Вместо этого он поставил на стол опустевшую кружку и сжал освободившиеся руки в «замок».

— Простой вопрос. И мой ответ на него: «Да, я уверен в этом полностью. Безоговорочно». Но давайте подумаем вместе: ведь мы бы справились и годы, многие годы назад, и тогда ответ был тоже «да». Так что вопрос имеет не только качество, но и количество. «Да» с какими потерями, насколько большими? Людскими, материальными? Наши шансы решить проблему «в лоб» были максимальны около пяти лет назад. Заметьте, даже не десяти, когда их армия проигрывала войну с вооруженными легким стрелковым оружием индейцами, — условно говоря, конечно. Около пяти лет назад или чуть более того. Когда они загнали наиболее агрессивных индейцев в фильтрационные лагеря и догадались купить большинство остальных — но при этом продолжали все быстрее и быстрее терять военную мощь. Они продолжают лишаться ее и сейчас: каждый год русские ВВС теряют больше самолетов и вертолетов в катастрофах, чем вводят в строй, и это лишь один пример. Более того, и через пять, и через десять лет ответ будет тоже «да», потому что, несмотря на сурово сдвинутые брови их премьера, русские все же сдувают объем обычных вооружений стремительно — другого сравнения я подобрать не могу. И неуклонно теряют средства доставки ядерных зарядов, это еще важнее.

Вице-президент поискал что-то взглядом. Безмолвный секретарь неслышно поднялся и через секунду исчез за дверью.

— Вы знаете все это не хуже меня, я уверен. Вы военные или разведчики, либо даже и то, и другое вместе. Но вы очень особые специалисты, и вы должны вспомнить и другое. Десять лет назад мечтой рядового русского солдата было сдаться в плен. Сейчас же его мечта — это гонять индейцев по горам с такой скоростью и эффективностью, чтобы полученный опыт обеспечил ему хорошую работу после демобилизации, а девки млели от красивых цацек у него на груди. Что будет его мечтой через те годы, за которые ядерный потенциал русских опустится под уровень, приемлемый для нашей ПРО? Той самой, о которой так много рассуждают, но которая пока является фактически мифом? Дорогостоящим мифом. Может быть, это будет — спросить у соседей: а куда это они дели памятник его дедушке, который вообще-то охранялся соответствующим разделом Женевской конвенции 1949 года о защите жертв войны? Может быть, уточнить у них еще что-нибудь интересное? И между прочим, соседи русских понимают это очень неплохо. Люди поумнее уже начали задавать себе подобные вопросы. Но умных людей в мире вообще сравнительно немного…