Сергей Анисимов - За день до послезавтра

— «Сменщик пришел — ночь прашел», да-а?

Акцент веселого больничного ординатора был ненастоящим: кавказец из него был, как из самого Николая азиат.

— Доброе утро, Рашид. Как ночь?

— Ничего, грех жаловаться. Спокойно. Чего смурной такой? Дома чего?

— Ничего, — вынужден был буркнуть он, чтобы хотя бы что-то ответить. Говорить на самом деле не хотелось совсем, но было надо. Через 10–15 минут в ординаторской будет не протолкнуться от докторов, в коридоре от сестер, по стенкам будут стоять напуганные студенты-старшекурсники с тетрадями в руках. Если к этому времени не «разогреться», начать собственно работать будет сложно.

— Все ничего. Как у всех.

— А мне казалось, по-разному у всех, — фыркнул доктор.

На этот раз Николай уже просто махнул рукой: не сумел заставить себя открыть рот и произнести хоть слово.

Открывалась и закрывалась дверь, заходили и здоровались люди. Про «не протолкнуться» — это был перебор, конечно. Просто ординаторская была маленькая, даже столов не хватало каждому. Он, например, делил стол с доктором Варламовой, известной среди своих как «Армагеддон». Или, если сокращенно, то «Магги». Основания для такого прозвища имелись, но обидным оно не было: сорокалетнюю мадам в отделении без шуток уважали и даже коллективно любили.

— Коля, чего ты смотришь?

— Ничего.

Оказывается, он смотрел. Тупо, как баран на новые ворота. Если бы на девочку смотрел, никто бы не удивился: холостому и не старому, по общим меркам, это позволительно. Но в одну точку, выложенную не в чье-то декольте, а в воротник зрелой и давно разведенной докторши с «хвостом пони» на голове, — это, извините, почти неприлично.

— У тебя вид ненормальный.

— Во-во, — подтвердили сбоку, он даже не понял, кто именно.

«Магги» встала в позу «базарная баба», то есть уперла руки в бока, и начала пристально его разглядывать. Николай поднял глаза и ничего хорошего не увидел: взгляд у доктора был профессиональный, дальше некуда. Где-то за костями черепа сейчас лихо крутились диагнозы — весело, как барабаны в слот-машине. За секунду Варламова наверняка отбросила самые неоригинальные, но на каком-то она остановится.

Улыбка. Не слишком хорошая, скорее похожая на попытку показать зубы, но это лучше, чем ничего. Воздух выходил из легких с трудом: целый его ком засел за грудиной и загустел, мешая дышать. С одной стороны, «а какая разница?», с другой — все равно придется. Не помирать же прямо здесь, как тот ежик из детского анекдота. Будут гораздо более приемлемые возможность. Да и у всех, кстати.

— Коля, когда я сказала «ненормальный», я имела в виду вовсе не что-то примитивное, о чем обычно думают. «Не выспался, не похмелился, жена не дала». Это не тот случай, правда? Отвечай.

— Именно, — глухо ответил он.

— Что?

— А есть варианты?

В этот раз усмешка не получилась совсем. Трое врачей, включая не ушедшего еще Рашида, стояли растянутым полукругом, разглядывая его, как экспонат в музее. Еще один сидел за столом, держа в руке шариковую ручку, но не делая ничего: тоже смотрел.

— Оп-па… — сказал кто-то уже другой. — Готово дело…

— …Белая горячка, — закончил за него уже сам Николай, сумевший справиться с собой. — Классику я читал, не сомневайтесь.

Ему повезло: тон получился нужным, и обстановка разрядилась. Хотя в любом случае произошедшее было странным. В среде взрослых людей не принято слишком уж обращать внимание на чужие дела. Если у человека что-то плохо, это, в целом, его проблемы, и после одной условно сочувствующей фразы можно уже переключаться на свои собственные. Единственное возможное исключение — это настоящие сумасшедшие. Хороший врач чувствует таких даже спиной, даже когда они молчат, просто по истечению неких невидимых флюидов чужеродности, по эманации. Господи, неужели это тот случай? Неужели он действительно свихнулся?..

— Не белая… — с сомнением заключила Магги, и Николай очень четко вспомнил сразу несколько случаев, оправдывающих прозвище доктора. — Но что-то такое есть… Ладно. Пока держишься — держись. Плохо почувствуешь себя днем, или что-нибудь такое, скажи сразу. Не мигрень? Глаза у тебя больные совершенно.

— Нет, Анна Исааковна. Ничего все. Спасибо.

Та, слава богу, пожала плечами и отвернулась; остальные занялись своими делами еще несколькими секундами раньше. Доктор Ляхин бесшумно выдохнул, бессмысленно водя глазами по строчкам. Кажется, вязать полотенцами не будут. Сам виноват в произошедшем, конечно. Нервы, будь они прокляты. И неуверенность. То есть уверенность, но чередующаяся с неуверенностью, как у любого настоящего психа. Выразить такое словами невозможно, но кто испытывал, тот, наверное, знает. В одну минуту все ясно, кроме того, ну почему же все окружающие такие слепые. В другую — и опять, и снова вспоминается то же самое классическое: «Если ты трезв, но три джентльмена говорят тебе, что ты пьян…»

Потом была нормальная работа. Не желающая рубцеваться язва желудка у фермера-свиновода, непонятно каким образом попавшего в их больницу вместо областной. Артериальная гипертензия. Плохо переносимая стенокардия у еще молодой в общем-то женщины: на вид — явной стервы. Еще гипертензия, и еще. Недавние студенты с не вытертыми пока «ушами», то есть фонендоскопами, торчащими из карманов халатов. Не дураки, что сказать, — это само по себе хорошо. Сколько из них будут живы через год?.. «Не думать», «не сметь думать», — команда себе, жесткая и бесполезная. Получасовые неформальные «разборы» отдельных типичных или, наоборот, нетипичных больных. Наименования десятков препаратов: торговые наименования, международные наименования, способы применения и назначаемые дозы, взаимодействие, переносимость. Метапролол, рамиприл, нифедипин со всеми их производными. Знаменитые фирмы, кормящие половину отечественных врачей и уж точно преподавателей фармакологии. АстраЗенека, Бристол-Майерс Сквиб, Эгис и так далее. Отвлекся Николай только один раз, когда похожий на Джона Леннона интерн очень некстати переспросил, а есть ли среди списка рекомендуемых препаратов отечественные. Запнулся он на срок, достаточный для того, чтобы умник успел пожалеть о том, что задал свой вопрос. На минутку задержавшаяся за чужими спинами доктор Магги неодобрительно покачала головой, а когда он все же смог вспомнить и ответил, уже не услышала, отходя.

Все-таки совсем без внимания его не оставили. Эта простая мысль, так спокойно воспринятая Николаем поначалу, начала потихоньку «цеплять» его к середине дня, когда по коридорам поплыл не меняющийся с годами запах риса и лапшового супа. Он не пилот пассажирского авиалайнера, не дежурный у большого рубильника на атомной электростанции. Тогда почему? Но этот вопрос оказывался слишком простым для того, чтобы не суметь на него ответить. Людям гораздо проще жить, если укладывать все вокруг в привычные рамки. События — в стандартные схемы. Людей — в знакомые типажи. Если на Новый год на экране появляется печальное лицо Алексея Миллера, значит, Украина не желает платить за русский газ, и это возмутительно. Требуется некоторое усилие, чтобы пойти чуть глубже и понять, а почему, собственно, подобное происходит с удручающей регулярностью. И по-человечески посочувствовать: хамское поведение украинцев приходится как раз на те тяжелые дни, когда несчастный хозяин российского газа собрался построить еще один дворец; для разнообразия — на Иберийском полуострове. И так во всем: у каждой мелочи и не мелочи есть лежащее на поверхности объяснение и есть более глубокий слой причин и связей. Когда закрывают отечественную радарную базу на Кубе, нам рассказывают, что это позволит утроить орбитальную спутниковую группировку. И каждому ясно, что это гораздо более важно с точки зрения сохранения и повышения обороноспособности родной страны. Однако тема настолько неинтересна, что сказанное запоминает лишь какая-то доля процента людей. И двумя годами позже, когда выясняется, что спутников больше не стало, причинами этого не интересуется уже вообще почти никто. Они в любом случае объективны, но интересующиеся считаются маргиналами, в приличном обществе таких всерьез не воспринимают. Тем более тех, кто делает выводы из области, лежащей в стороне от своей прямой специальности. Как у него.