Мёртвый континент

… и всё бы ничего, но кто-то из компании Сидельникова с ехидной усмешкой бросил несколько слов в адрес Павла. Что конкретно, он уже не вспомнит. Внутри словно струна натянулась до предела, в голове появился звон, зрение обострилось, по всему телу разливается лёгкость. У Павла всегда так, если чует смертельную опасность. Ни Юрочки, ни его лизоблюдов не боялся, но отдавал себе ясный отчёт о последствиях того, что сейчас произойдёт.

… наряд военной полиции, вызванный барменом по телефону, в драку офицеров спецназа не вмешивался. Себе дороже. Администратор кафе торопливо подсчитывал на калькуляторе стоимость бьющейся мебели, посуды и стёкол. Полицейские с азартом наблюдали, оказывали первую помощь вырубленным. Их оказалось достаточно, потому что в драку вмешались многочисленные разниматели и защитники. Досталось и тем, и другим. Лишь когда побоище затихло, старший наряда обездвижил электорошокером зачинщика, капитана Павла Климочкина.

- Я слушаю вас, капитан! – врывается в сознание голос Алферова. Воспоминания стремглав улетучиваются, спугнутые рокотом командирского голоса. Павел смотрит в глаза генерала, видит сочувствие, жалость, желание помочь и … бессилие. Хоть и генерал, но плетью обуха не перешибёшь.

- Мне нечего сказать! – раздаётся голос Павла.

Тишина в зале сгущается ещё больше, твердеет. Кажется, будто огромное помещение офицерского собрания заполнило железобетоном, в котором гаснут всё звуки.

- Так, хорошо, - произносит Алферов. Глаза стремительно бегут по строчкам служебной характеристики, останавливаются на середине текста.

- Здесь отмечена низкая боевая готовность вашей роты. В чём конкретно выразилось?

- На проверке снаряжения у двоих солдат не было складных кружек.

- Они и не нужны. Ими пользовались во времена царя Гороха, - удивился Алферов.

- Проверяющий со штаба округа заявил, что есть директива, предписывающая обязательно иметь в запасе кружки. Я пытался доказать, что это полная чушь, достаточно одноразовой посуды, но меня не слушали. Внесли в акт проверки, как серьёзный недостаток.

Алферов молчит, только скулы твердеют. В разговор осторожно вмешивается председатель суда:

- Разрешите вести заседание дальше, товарищ генерал-майор?

- Да.

Потом были многочисленные выступающие с обвинительными речами. Павел не вслушивался в слова, знал всё заранее. И когда во время перерыва увидел председателя суда рядом с Сидельниковым, нисколько не удивился. Приговор был таков: снижение в воинском звании на одну ступень и ходатайство перёд командованием о досрочном увольнении по причине невыполнения условий контракта. На следующее утро Павел получил на руки письменный приказ сдать дела заместителю, а самому безотлучно находится в части впредь до особых распоряжений.

В полном безделье незаметно пролетело несколько дней. Командование стало беспокоиться, как бы опальный капитан не учудил чего. Павла начали через день назначать на дежурство, в свободное время поручили вести занятия с отстающими солдатами. Так прошла ещё неделя, а потом в часть прибыли стажёры из военного института. Быстренько раскидали по батальонам, назначили старших, но тут случилось непредвиденное – в группе, которая должна была вот-вот отправиться в рейд на Мёртвый континент стажёрами «чистильщиков» - так прозвали подразделения поиска и ликвидации ядерных объектов – заболел сопровождающий офицер и заменить его было совершенно некем. Офицеры разъехались на задания, многие ушли в отпуска. Срывать стажировку последнего курса никак нельзя, за такое по головке не погладят, особенно начальника штаба бригады. Одним словом, беда да и только!

По пустому коридору штаба медленно идёт полковник Родионов. Густые чёрные брови столкнулись мохнатыми лбами на середине лица и так и остались там, страдальчески изогнув спины. Круглое лицо, обычно благодушно розовое, вытянулось книзу, приобрело желтоватый оттенок. По небритым щекам медленно ползают красные пятна. Бледные губы сжаты в ниточку, словно полковник собрался плюнуть, но не в кого и они так и застыли, наполовину втянутые в рот. Карие глаза быстро перебегают с предмета на предмет, ни на секунду не останавливаясь. Коридор пуст. Стук шагов гулко звучит под изогнутыми сводами потолка, злобно мечется туда-сюда и улетает в раскрытые настежь окна. В штабе никого, если не считать прапорщиков делопроизводителей и женщин машинисток. Печатных машинок давным-давно нет, никто даже не знает, как они выглядят, а дурацкое название «машинистка» осталось. Полковник мучительно размышляет, что делать с группой курсантов стажёров. От напряжённой умственной работы голова болит, как будто в затылок гвоздь забивают. Взгляд безнадёжно скользит по сверкающему паркету, перебегает на шкаф из бронестёкла, где хранится знамя бригады. Краем глаза полковник замечает движение на строевом плацу. Голова медленно, словно башня тяжёлого танка, поворачивается к окну, взгляд лазерным прицелом упирается в мужскую фигуру в офицерском кителе с погонами капитана. Полковничье лицо озаряет неземной свет радости. Обнаружен целый капитан, бесцельно идущий по плацу. И это в тот момент, когда в бригаде каждый офицер на счёту! Бледные губы наливаются краской, рот раскрывается, блестят на солнце белые клыки, из полковничьей пасти рвётся наружу торжествующий рёв:

- Капитан! Ко мне!!

И тут Родионов замолкает, словно внезапно подавился воздухом: капитан, неспешно идущий по плацу, никто иной, как Павел Климочкин. Это его прямые плечи, светлые волосы, голова чуть склонена набок, глаза сощурены, на курносом продолговатом лице теснятся веснушки, а синие глаза широко раскрыты. Да ушей начальника штаба доносится уверенный голос:

- Есть, товарищ полковник!

Плечи Родионова опускаются, брови опять выгибают спины над переносицей, полковник тихо произносит:

- Тьфу, чёрт!

Пара мгновений и перёд расстроенным полковником замирает рослая фигура капитана Климочкина. Пока ещё капитана. Взгляд Родионова скользит по широким плечам, невольно задерживается на выпуклой от мускулов груди. Офицер чисто выбрит, мундир выглажен, сидит, как влитой. В синих глазах капитана нет и намёка на растерянность, взгляд твёрд и спокоен. « Молодец, крепкий парень, - подумал Родионов, - другой бы уже ныл, страдал, жаловался всём встречным на несправедливость и сшибал деньги на водку. А этот будто каменный. Жаль парня, не в те руки попал с самого начала».

- Чём занимаетесь, Павел Андреевич?

- Да чём попало, товарищ полковник. От меня всё шарахаются, как от зачумлённого. А я всего лишь морду набил сынку и его лизоблюдам, эко событие!

Начальник штаба крякнул, выразительно посмотрел в глаза капитана. Дать по физиономии отпрыску высокопоставленного чиновника вовсе не рядовое событие! Если эта гнида пожалуется папочке – а так, скорее всего, и будет – командиру бригады влетит так, что мало не покажется. Налетят шавки московские, начнут рыть, вынюхивать и нароют. Бригада – большой, сложный военный механизм, не всегда командир может уследить за всём, что-то да упустит. А проверяющие шестёрки этому и рады. Для них главное – нарыть недостатков, работу свою показать, иначе ведь и самим можно отправиться в войска. Для бюрократа в мундире это – смерти подобно. Он, военный бюрократ, может существовать только в пределах АВО - Арбатского военного округа. Район кольцевой дороги уже Крайний Север, тут без тройной выслуги лёт служить нельзя!