Владимир Перемолотов - Звездные войны товарища Сталина. Орбита «сталинских соколов»

Ротмистр помотал головой.

– Я готов убивать их и рисковать собственной шкурой, но по-честному… При приблизительно равных шансах… А так вот… Увольте, господа…

То, что большевики обладают каким-то страшным новым оружием, стало ясно уже через день, когда посланные в передовой секрет офицеры РОВСа на глазах товарищей и британских инструкторов молча поднялись из-за камней и, не скрываясь, пошли к красным окопам. Просто перебежчиками они быть никак не могли – и подполковника и обоих капитанов в сводном отряде хорошо знали, потому и не стали стрелять как в предателей – рука ни у кого не поднялась.

Удивительно было и то, что и большевики не стреляли. Эти словно знали, что там происходит, словно это так и было нужно… Посланные за ними в горячности вдогонку три офицера, не добежав до ушедшей вперед первой группы, вдруг остановились и заметались на одном месте.

Издалека казалось, что они ведут борьбу с кем-то невидимым. Кто мог – припали к биноклям и стереотрубам. Кто не видел – вытягивали шеи и переспрашивали.

– Что там такое, господа? Что такое?

Никто не решился сказать – словно наблюдал какой-то таинственный обряд. Люди топтались на одном месте, то ли мешая, то ли, наоборот, помогая друг другу что-то делать… Они толкались, держались друг за друга, дергались в разные стороны…

Кончилось это тем, что один из них, бросив винтовку, деревянно переставляя ноги, зашагал следом за первой тройкой, а второй заковылял обратно, неся дергающегося в его руках третьего товарища. В спину им ударили пулеметы.

Они едва успели добрести до камней, как земля тяжело вздрогнула, и над их головами полетели первые снаряды.

Единственным достойным ответом на большевистские происки, который нашелся у атакующих, оказалась артиллерия..

Пушки ударили из-за холмов, с закрытых позиций, сводя схватку «в ничью».

Снаряженное взрывчаткой железо с воем перелетело окопы, и пулеметный огонь с той стороны вовсе прекратился. Из блокгауза было видно, как за красными окопами встали черные султаны земли и камней, как погасли злые вспышки станковых пулеметов.

Генерал Долин, командир сводного отряда, опустил бинокль на грудь, оборотился к подчиненным.

– Нда-а-а, господа. Неужели эдак каждого можно маршировать заставить?

Его взгляд перебегал с лица на лицо, но нигде не мог увидеть уверенность. Люди подавленно молчали.

– Управляемое сумасшествие, – наконец сказал кто-то. – Это ведь какая низость, господа!

И всех прорвало. Страх превратиться в марионетку, покорно идущую к смерти, заставил всех говорить разом.

– Такого же не может быть! Просто не может быть!

– И тем не менее это факт… Все видели…

– А что это? Может быть, газ? Тогда раздать противогазы…

– Да какие газы, капитан… Ветер от нас дул. Это же форменное чудо…

– Может быть, молебен? – неуверенно прозвучал чей-то голос.

– Вы еще муллу позовите…

– Да… Что бы там ни было, после этого ходить на них в штыковые атаки глупо…

– Верно… Атаковать «в лоб» – обречь отряд на бессмысленную гибель…

Позиции красных продолжали взрываться и подниматься дымными столбами. Эта сила и мощь подчиненного ему оружия вернула генералу самоуважение. Снаряды казались ему кулаками, которыми он колотил хитроумных врагов.

Генерал смотрел на дымные фонтаны, думая о том, как найти в военных уставах ответ на вопрос, витавший в воздухе: что делать дальше? От размышлений его оторвал голос за спиной.

– Что бы ни изобрели большевики, оно действует только на короткой дистанции. Значит, кроме пушек, у нас в этом случае есть только один способ.

Долин обернулся.

Британский полковник, числившийся при сводном отряде наблюдателем, говорил по-русски свободно, но медленно.

– Какой?

– Авиация… У красных нет воздушного прикрытия.

Кто-то из-за его спины, нарушая субординацию, вмешался в разговор.

– Ну уж не скажите, полковник. Это у большевиков-то самолетов нет?

Не оборачиваясь, он ответил офицерам.

– Нет, господа офицеры. Я говорю не о самолетах, а о воздушном прикрытии отряда. Посмотрите вокруг.

Он провел рукой окрест. Вокруг, куда только достигал взгляд, волнами поднималась вздыбленная миллионы лет назад земля.

– В этих местах нет ровного клочка земли, чтоб расстелить носовой платок.

Генерал посмотрел на него с интересом. Самолеты – это выход. Даже если это действительно газ, то пилоты могут не опускаться ниже двухсот метров. А если какая-то иная каверза, то, видимо, и впрямь она действует не так далеко. От красных окопов до того места, где один офицер взвалил на себя помешавшегося товарища, было как раз метров двести.

– Ну, положим, что все так и обстоит… Только откуда тогда возьмется наша авиация? Или у британцев носовые платки меньше наших? Или их самолеты в воздух не взлетают, а прыгают?

– Британцы – цивилизованная нация, – отозвался полковник. – Ради успеха в этом деле мы готовы поделиться с союзниками кое-какими секретными разработками. Увидите…

… Четыре раза Сталин в размышлении прошелся от стены к стене, и все четыре раза чекист проводил его взглядом, ожидая, что вот поднимет он глаза и спросит, как умеет…

– Сколько времени вам еще нужно?

Чекист вздрогнул.

– Пятнадцать дней, товарищ Сталин.

Слова эти тяжело дались Менжинскому, но он их все же произнес. Генеральный секретарь посмотрел на председателя ОГПУ из-под насупленных бровей не грозно, но требовательно и спросил, медленно проговаривая слова:

– Вы понимаете, товарищ Менжинский, что сейчас там, в Турции, гибнут наши с вами товарищи, советские люди, коммунисты? Что каждый день задержки это чья-то смерть… Вы понимаете это?

Менжинский выдержал взгляд, кивнул.

– Понимаю, товарищ Сталин. Но быстрее нельзя…

Непроизвольно он оттянул ставший тесным воротник гимнастерки.

– Мы не можем ошибиться. Если мы допустим оплошность, то их смерть окажется напрасной…

Несколько долгих секунд Сталин смотрел на него желтоватыми звериными глазами, потом отвернулся.

– Хорошо… Как вы считаете, доберутся они до Арарата?

– Думаю, что да.

– В таком случае этот аспект нам следует учесть в нашей европейской и азиатской политике. Я уверен, что верующие обязательно возмутятся, если пострадает святыня трех религий…

… Непривычно смотрелся из кабины неподвижный винт. Чудно как-то ощущать себя в кабине летящего самолета при неподвижном винте. Передернув плечами, Федосей оглянулся. Справа, в метре от крыла, не больше, висел такой же самолет, и за стеклянным пузырем кабины виднелась голова в летном шлеме. Слева – закруглением уходящий вверх корпус «ТБ-1».