Владимир Перемолотов - Звездные войны товарища Сталина. Орбита «сталинских соколов»

– Англичанин? – несколько удивился профессор.

– Нет. Американец, – гордо ответил гость.

– Ага… Конечно… Ничего нам рассказать не хотите?

Американец хотел спросить, что имеет в виду профессор, но князь, почувствовав, что допрос превращается в собеседование, гаркнул.

– Имя? Звание? Задание?

Американец попытался вытянуться, но ничего у него не получилось.

– Том Порридж. Техник Седьмой бригады морской пехоты САСШ. Задание – отомстить за гибель Нью-Йорка!

Он сказал это и замер. Точнее, вытянувшись по стойке «смирно», завертелся по каюте, став похожим на поплавок. Кто-то ухватил его за ногу, останавливая вращение, развернул лицом к экипажу станции.

– Гибель? – озадаченно переспросил у него профессор. – Ну это уже слишком… Стоит ведь Нью-Йорк. Ничего ему не сделалось.

Голос Владимира Валентиновича выдал обиду. Попасть по городу аккуратно на том витке было трудно, но он постарался. И ведь попал! Точно попал! В смысле аккуратно-аккуратно…

Пока профессор переживал обиду, князь сообразил, что спрашивать этого молодчика вообще-то не о чем. Ничего он не знает. Командира бы его взять, может быть, тогда… А так…

– Ладно – махнул рукой князь. – Скажите лучше, кем его теперь числить прикажете? Пленным?

– Ну, какой он вам пленный… У нас что, война с Америкой? – возразил обиженный профессор и подумал: «Была бы война, они бы двумя небоскребами не отделались бы…»

– Война не война, но боестолкновение имело место.

Владимир Валентинович вздохнул тяжело. Нет на этом свете справедливости. Как ни старайся, все одно кому-то ногу оттопчешь или тебя во враги запишут. Ладно бы Франция возмутилась, а то эти… Всем мил не будешь, как ни старайся.

– Ну уж если вы, князь, такой законник, то давайте по писаному. Оружие при нём было?

Князь усмехнулся с нескрываемым превосходством. Оружием в космосе пока обладали только русские, несмотря на цвет их политических убеждений.

– Ну, если только ногти, – уничижительно ответил он. Разговор велся на английском, и Том, услышав это, покраснел. Захотелось сказать о минах, но благоразумие взяло верх, и он сдержался.

– Ну тогда все очевидно.

Профессор начал загибать пальцы.

– Военной формы нет. Захвачен на поле боя без оружия в руках. Нонкомбатант. Женевская конвенция прямо говорит о его статусе.

– Ну и что? – раздраженно сказал князь. – Что говорит Женевская конвенция о его статусе?

Американский гость удивлённо смотрел на профессора, а тот теперь откровенно потешался. Ситуация и впрямь была нелепой. Тут люди жизнями рискуют ради воссоздания Империи, а этот из-за двух домов мстить прилетел. Нелепость! Поди пойми этих американцев. Ни людей, ни денег не пожалели! Это бы все да большевикам на голову!

– Считайте его туристом. Или корреспондентом газеты…

– Не понял.

– Ставьте нашего американского коллегу на довольствие, научите пользоваться уборной. Нам еще через него с президентом САСШ разговаривать.

– Это что, заложник? – брезгливо спросил князь.

– Я же сказал – коллега. Бог даст, мы еще в едином строю большевиков колотить станем…

… То, что у захвативших станцию беляков имелись помощники на Земле, никто под сомнение не ставил. Сколь ни мало их там было, а без еды, кислорода и, самое главное, связи с сообщниками они существовать не могли. Поэтому, едва стали ясны намерения врагов, как ОГПУ послал на поиски опорных баз врагов боевые цеппелин-платформы.

Цеппелин-платформа «Парижская Коммуна» плыла на высоте трех километров, и оттуда все видно было как на ладони – солнце, берег, море.

Евгений Иванович Битюг, командир платформы, смотрел-смотрел на воду, да и отошел от греха подальше – уж очень хотелось плюнуть вниз, а это никогда хорошо не заканчивалось – такая уж это была верная примета. Только что душе до примет? Хочется, хочется плеваться от такой жизни.

Платформа барражировала в этом районе четвертые сутки, неся круглосуточное дежурство – день и ночь сменялись наблюдатели, день и ночь самые зоркие красноармейцы искали стартовую площадку белых, находившуюся где-то в этих местах.

«Кто бы сказал десять лет назад, где с беляками придется схватиться, не поверил бы, – подумал Евгений Иванович. – И главное, на чем!» Последнее было ещё более удивительным. Огневой мощью платформа считай что и не обладала. Из положенной по уставу двадцатки, имелось там только три самолета. Все остальное место занимали гражданские специалисты со своим оборудованием. Правда, гражданскими они были условно – задачи гражданские мозги решали чисто военные, для чего половину взлетной палубы техники заставили аппаратурой да проволокой опутали. Ради всего этого пришлось изуродовать посадочную палубу. Там поставили огромный, нечеловеческой длины, узкий медный рупор и заплели все вокруг медной же проволокой.

Выглядело это уродливо, зато перспективы обещало сказочные.

Он продолжал рассматривать это медное приобретение, сделанное дирижаблем, как мимо почти пробежал, традиционно придерживая шляпу, товарищ Кажинский. Рукой краском его ухватить не успел и только крикнул вслед.

– Бернард Бернардович! Что случилось?

– Готовность! – на бегу крикнул изобретатель. Шляпу с его головы сорвало, но он не стал догонять – не до того. Где-то рядом взвыла сирена, расставив все по местам.

Не унижаясь до бега, но с разумной поспешностью командир цеппелин-платформы добрался до командной рубки. Его встретили донесением:

– Наблюдателями отмечена характерная вспышка в районе болгарского берега. Объявлена готовность.

– Хорошо. Командование принял.

В застекленной со всех сторон рубке зазуммерил телефон.

– Слушаю.

Знакомый голос.

– Евгений Иванович! Это Кажинский. Мы начинаем. Направо немного поверните, пожалуйста.

Битюг вздохнул. Беда с этими штатскими. «Направо», «немного»…

– Хорошо, товарищ Кажинский, поверну. Только вы уж лучше дайте трубку летнабу.

Летчик-наблюдатель повел себя как надо – толково доложил, что, куда и насколько нужно развернуть платформу.

Они не успели закончить маневр, как первый помощник крикнул.

– Вон он!

Облака там, куда он указывал, разорвались, и в прореху впрыгнуло и зависло металлическое яйцо. Вот они – беляки! Не блестящее пасхальное яичко, а сизый кусок металла, даже на первый взгляд крепкий и побывавший и в воде и в огне.

На нижней палубе забегали. Загремел из жестяного рупора голос товарища Кажинского, раздававшего указания. Через секунду его голос уже лез в рубку из телефонной мембраны.

– Ближе, ближе! Поворачивай! Быстрее!

Но куда там! Не мог солидный многотонный дирижабль тягаться в скорости с чудным яйцом. Верткое, как муха, оно рявкнуло двигателем, и ослепительное пламя подняло его наверх.