Владимир Перемолотов - Звездные войны товарища Сталина. Орбита «сталинских соколов»

И поэтому фабрики и заводы продолжали закрываться, а их хозяева со страхом смотрели в завтрашний день.

Но это был малый страх, к которому все уже притерпелись.

Страшнее этого била по нервам политическая неизвестность.

Европу пучило.

Германия, недавно смиренная Версальским миром и изможденная репарациями, перестала скулить и начала показывать зубы. Турки строили какие-то комбинации с большевиками, а те… Ох уж эти большевики!

Истекший год оглушил мир сонмищем событий – красный медведь заворочался в своей берлоге, грозя цивилизованным нациям обломанными в Польше и Венгрии когтями: Москва изобретала чудовищное оружие и, подняв его в космос, угрожала нашествием соседям. Вот где был самый большой страх!

Все ждали неизбежного – у порога, притопывая от нетерпения, стояла Большая война.

В ожидании её французы жили сегодняшним днем. Что думать о завтрашнем, если встречать его придется в окопах? Мир катился в пропасть, и любой парижанин, если б его спросили, пожелал бы упасть туда слегка пьяным, а не на трезвую голову, сожалея о несправедливости мира и упущенных возможностях.

Кое-кто пытался противостоять этим настроениям.

Настоящие парижане, несущие в себе дух Франции, не забывали, что их город совсем недавно был другим, – жизнерадостно-весёлым, больше думающим о том, как потратить, нежели о том, как заработать, принимавшим гостей со всего света и распевающим арии из опереток. Старые привычки подсказывали манеру поведения, и страх перед будущим покрывался лихорадочным весельем.

Электризуя атмосферу ожидания, кафешантанные аккордеонисты вместе с модными аргентинскими танго наигрывали советские и французские военные марши. В газетах, нервных от ожидания и бросающихся гурьбой за любой новостью, в разделах частных объявлений самыми частыми стали объявления о покупке-продаже противогазов и приглашения домашних учителей для изучения иностранных языков.

Особым спросом пользовались учителя русского и английского.

Франция готовилась к неприятностям.

Веры в свои силы не было. Надежду давала только Америка.

Где-то далеко за океаном жили своей жизнью Североамериканские Соединенные Штаты. Там также собирал кровавую жатву кризис, тоже шумели красные демонстрации, инспирированные большевиками, но там были и те, кто готов был противостоять мировому коммунизму.

Портреты трех великих американцев не сходили с газетных страниц – президента САСШ Гувера, ученого Николы Тесла и миллионера Вандербильта, возглавившего крестовый поход против большевизма.

Только на этих троих и была надежда у истосковавшихся по какой-то определенности людей.

Парижане страстно жаждали новостей, одновременно с этим странным образом радуясь, что их все еще нет…

Живя в атмосфере ожидания, французы, просыпаясь каждое утро, хватались за газету и, не находя там указа о мобилизации, удивленно благодарили Бога за еще один день без войны и спешили провести его под сенью полосатых тентов, а те, у кого в это непростое время водились денежки, предпочитали, с самого утра заняв место в кафе, вести умные беседы о войне и мире, о Пуанкаре, о новых заокеанских военных изобретениях и о страшной большевистской боевой космической станции, лезвием гильотины висевшей у них над головами.

… Эти двое сидели на солнечной стороне. Рядом стоял радиоприемник, бутылка легкого вина и лежали две пары наушников.

Пока в кафе народу было немного, посетители предпочитали сидеть в тени полосатых маркиз, так что жара давала хоть какую-то конфиденциальность. Как все вокруг, они пили вино и разговаривали. Только у этих двоих разговоры были не про Америку и Пуанкаре.

По залитой солнцем улице шуршали шинами автомобили и становившиеся редкостью запряжные экипажи. Шуршание отражалось от стен и мешалось со звуками далекого марша. Этот звук сейчас тут был единственной приметой тяжелого времени.

– Да поймите же вы, князь… – негромко внушал один другому. – Невозможно ждать больше! Тем более сейчас, когда появились средства. Вы представляете, что будет, если профессор ТАМ придет в себя?

Глядя на обрубок Эйфелевой башни сквозь рюмку белого вина, тот, кого назвали князем, ответил:

– Ну, доктор, вы из него левофлангового кадета не стройте. Он уже раз через это прошел, значит, не оплошает. Опыт имеется. Сообразит, если что…

– И что? В тот раз, смею напомнить, не все гладко получилось… Не окажись я тогда в Москве…

Князь нахмурился.

– Не торопитесь, доктор… Не торопитесь. Средства у нас теперь действительно есть, так вот давайте подумаем, как нам и обязательства выполнить, и свои интересы соблюсти…

Он пододвинул доктору рюмку.

Легко сказать – «не торопитесь». Князь Гагарин и сам чувствовал фальшь своего призыва.

Не о чужом человеке шла речь – о товарище. Для их дела, для освобождения России от большевиков сделавшем столько, сколько, наверное, никто из них, и вот теперь большевики увезли профессора в СССР…

Хотя тут сразу и не скажешь, кого они увезли, какого профессора? Русского? Немецкого?

Хотя какая разница…

Кем бы он сейчас ни был, он был там и работал на большевиков. Когти точил большевистскому медведю. Так они и без того, пожалуй, острые… Если большевики свою орбитальную станцию отремонтируют, то плохо придется Западу. С орбиты до любой столицы рукой подать. Это они уже Западу доказали…

А привезти его сюда – объективная польза… После того, что они собираются сделать, война обязательно начнется. Обязательно… Ну не могут вынести большевики такой пощечины. И если нужно будет ракеты для Антанты сделать, то никто лучше профессора с этим не справится… У американцев что-то своё, конечно, есть, только это все не то… Получается, прав доктор – вытаскивать обратно профессора нужно. Вытаскивать и превращать немца в русского. Не дай бог опоздаем – большой кровью для союзников его изобретения обернуться могут…

К тому же и еще более скверный вариант просматривается – сойдет там профессор с ума, и вообще тогда Запад останется без летательных аппаратов…

Размышляя об этом, князь в задумчивости стучал пальцами по столешнице в такт едва слышной военной музыке. Его визави морщился, но терпел. Наконец он прекратил играть пальцами и резким движением разгладил льняную трехцветную, цветов национального флага, скатерть.

– Доктор! Время играет роль?

– Решающую! – с жаром отозвался доктор. – Он может прийти в себя в любой момент! И вот тогда…

Князь вопросительно поднял бровь. Доктор покачал головой, поймав себя на мысли, что горячится, как дитя.

– И если я не окажусь там, рядом с ним, то неизвестно, на что он может решиться.

Князь помолчал еще немного. Доктор понимал, что товарищ по организации не отыскивает возражения, а принимает решение, взвешивает все «за» и «против». Хоть князь и не мог понять его беспокойства, но ведь доверял же… Доверял!