Андрей Буровский - Ад закрыт. Все ушли на фронт

Порой Вальтер сам удивлялся, как у него ворочается язык от этого чудовищного вранья, – но как ни странно, как раз такие рассказы больше всего устраивали Вилигута.

Был он смертельно скучен, отвратителен, да и попросту нечистоплотен. А вот человек, очень интересный для Вальтера, всячески уклонялся от бесед. Это был один из лучших в мире специалистов по культурам готов и викингов, археолог Герберт Янкун. Как почти все немцы, Вальтер почитал ученость и ученых, много интересовался отвлеченными вещами. А Янкун, уже далеко не молодой, давно прославился своими исследованиями.

Вальтер знал, что Янкун – автор нового направления в археологии, «археологии поселений». Судя по всему, как раз Герберт Янкун дорого отдал бы за рассказ о настоящих приключениях Вальтера и Петера в пещере, но рассказывать ему правду Вальтер, конечно, не мог. Что же до историй про пожирание ушей и пальцев богов – то Янкун с полуслова разоблачал дилетантские бредни…все-таки специалист очень высокого класса.

Кроме того, что, как и многие крупные ученые, Янкун чисто интуитивно чувствовал, где правда, а где ложь. Он очень охотно, в подробностях рассказывал Вальтеру, что древние германцы безжалостно топили в болотах предателей, гомосексуалистов и вероотступников, причем вместе с родителями, женами и детьми. По его мнению, именно этим объяснялись многие захоронения в торфяниках. Рассказывая, он выразительно поглядывал на Петю – так, что становилось неприятно.

Вальтера даже удивляло, что этот незаурядный человек, крупный ученый – убежденный и законченный нацист. Например, Янкун участвовал в проекте, по которому следовало высадить дубовые и буковые деревья по всей Европе; в том числе эти леса надо было развести в степях, на месте сосняков и части садов и полей. Ведь это – традиционные немецкие леса! Богопротивные жиды и низкие расы назло арийцам уничтожили эти леса, истребили диких лошадей – тарпанов и предков домашней коровы – туров. Надо восстановить леса, возродить тарпанов и туров, а заодно высадить посевы новых магических растений из еще одной прародины арийцев – из Тибета [4].

В общем, путешествие Вальтера никак не отличалось большой скукой; Вальтер охотно ехал бы в этой компании и дольше, особенно – начни с ним беседовать Янкун. Тем более, Москвы делегация и не увидела: не считать же Москвой мокрый перрон? Паровоз дал несколько свистков, а потом мирно пыхтел в предутренней тьме; шаги звучали особенно гулко и влажно; с неба капал даже не дождь, легко сыпалась какая-то мерзкая морось: как водяная пыль.

Люди в форме и без улыбались как-то особенно безлично, в пространство, вели не в здание вокзала, а между перронов, между мокрых кирпичных домов, к мокрым автомобилям с погасшими фарами.

Вальтера посадили на заднее сиденье, между двух безразлично-приветливых, безжизненно улыбавшихся людей, задернули шторки на окнах… Не меньше часа машина бешено мчалась через редеющий предрассветный полумрак, остановилась возле самой двери отдельно стоящего дома.

Уже пели птицы в парке, когда Вальтер «Бергдорф» оказался в чистой удобной комнате, и человек в форме на плохом, но понятном немецком расспрашивал, какой завтрак ему подать.

Вальтера хорошо накормили, унесли стирать все грязное, водили умыться и принять ванну. Вальтер не полез в ванну, он умывался под струей воды и невольно улыбался, – вспоминал Петю.

Уже через час-полтора после «вселения» с ним беседовал энергичный чин из НКВД, человек необычайной дотошности: подробно расспрашивал про то, что видел «товарищ Бергдорф» во французских пещерах. Остальных членов делегации тоже далеко не обижали, к ним тоже приходили похожие личности, но вот общаться им между собой не получалось: всех членов делегации держали отдельно друг от друга, кормили и водили гулять в старинный парк в разное время: не давали встречаться.

Да, водили гулять! Вальтер видел, как Янкун и Хирт, каждый сам по себе, идут в парк в сопровождении русских. Но при попытке пойти погулять в то же время его остановили: вежливо, но непреклонно. Улыбаясь, на скверном немецком ему объяснили, что это запрещено… А через час будет вовсе даже разрешено… Через час Вальтер и правда гулял по прекрасному парку. Высокие стволы, зелень, цветы на клумбах, беседки… и ни одного человека, кроме сопровождающих. Охрана? С тем же успехом и конвой.

После обеда приехал еще один человек, задавал примерно такие же вопросы, что и первый. А вечером пришли машины, отвезти делегацию к Вождю: Вождь любит работать по ночам. Везли тоже каждого отдельно и недолго: у Вальтера было ощущение, что делегацию держали на загородной даче, в двух шагах от дачи Вождя.

Дача, обычный двухэтажный дом из дерева, среди парка. Тихий поздний вечер, кричат птицы. Только постов, на которых обыскивают и проверяют, целых три. Забавно, но на первом из постов на камушки в кармане Вальтера не обратили внимания. На втором посту потребовали их сдать: пришлось объяснить, что это – важные магические предметы от древних арийцев. На третьем же посту Вальтер сказал, что камушки – его личные амулеты, и это тоже вполне прошло.

И все, и Вальтер опять увидел остальных членов делегации: они стояли перед большой двустворчатой дверью; охрана и спереди, и сзади. Краткая инструкция, переводчик довольно хорошо переводил: близко к Вождю не подходить, первыми разговора не начинать, называть Вождя «товарищ Сталин», никак больше. Все понятно? Тогда пошли. Дверь распахнулась, наступало то, за чем делегация ехала так далеко: долгожданный момент встречи с Вождем.

Великий Вождь проснулся в ужасном настроении: опять ему снилась сковородка. Сковородка была гигантская, метров пяти в диаметре. На сковородке скворчало сизое раскаленное масло. В этом масле бились, переворачивались голые человеческие тела. Некоторые – уже покрытые аппетитной коричневой корочкой, но и эти поджаренные не умирали; они продолжали биться, ползти, тянуть руки. Век бы не видеть этих выпученных глаз, мученически распяленных ртов, искаженных лиц, отражающих кошмар длящейся часами смертной казни.

Сон повторялся раз за разом. Вождь и учитель давно боялся спать. Он вставал, ходил по кабинету, долго смотрел в окно. Парк… Фонарь под ветром… Гнутся под ветром деревья… Под веками словно по пригоршне песку…

Вождь ложился спать, и почти тут же появлялась сковородка. Первое время, еще не очень измучившись, он просыпался сразу. Теперь, намаявшись, Вождь быстро проснуться не мог и чувствовал страшный жар у своих ног. Он стоял на самом краю, его сильно толкали, он падал в ту же сковородку… Ни разу он не долетел до масла, успевал проснуться буквально в последний момент. И долго лежал в поту, с отчаянно бухающим сердцем. В ушах стоял крик, какого даже он, много что слышавший, до сих пор не слышал никогда.