Артем Мичурин - Еда и патроны

На дворе, подняв морды от кормушек стояли три животины — два чёрных владимирских тяжеловоза и один обычный, в смысле — похожий на земную лошадь, а не на адского жеребца, прямо из-под Сатаны.

— Славный мальчик, — угадал хозяин моего фаворита. — Двугодок, но объезжен как следует. Проблем не создаст.

— Как звать?

— Восток.

Хорош. Гнедой, с рыжеватым отливом. Отлично сложен — сухие, чётко очерченные суставы; широкий лоб; крепкая длинная шея; мощная грудь; ровная прямая спина; здоровые зубы и копыта; широко расставленные, не обвислые уши, чутко реагирующие на любой звук; чистые глаза.

Я вообще-то не большой любитель лошадей, даже наоборот — как-никак полтонны живого и весьма своенравного веса с зубами и копытами. А инстинкт самосохранения всегда мне подсказывал, что тварей, крупнее себя любимого, следует опасаться. Но Восток мне и впрямь приглянулся.

— Сколько просишь?

— Четыре золотых, — не стал скромничать хозяин.

— Куда тебе столько? — спросил я, продолжив осмотр будущего питомца. — Голодных ртов много что ли?

— Ещё бы. Хозяйство ухода требует, а задарма никто батрачить не вызывался.

— Домашним платишь? — попытался я изобразить недоумение.

— Э-э, — махнул хозяин рукой. — Где они, домашние-то? Жена уж три года как померла, дети в Муром подались. Дом большой, а что с него толку? Один кукую.

— Это хорошо.

— Чего ж тут хорошего?

— Сбрую в цену свою присовокупишь? — кивнул я на уздечку с поводьями, висящие у хозяина за спиной.

— Лады, — он повернулся, чтобы снять их с крюка, и тут же осел, получив клинок под левую лопатку.

По-правде говоря, скакун благородных кровей мне был не особо-то и нужен, я вполне мог обойтись старой едва переставляющей ноги клячей, заплатив монет сорок серебром, а то и меньше. Но зачем платить, когда можно взять даром?

Смерть хозяина и вид крови Восток перенёс без истерик, в отличии от своих тяжеловозных собратьев — хорошо, есть надежда, что и выстрелов не сильно испугается. Покажет себя молодцом — оставлю. А взбрыкнёт — во Владимире сбагрю за полцены, деньги лишними не бывают.

Кроме уздечки с поводьями на стене, в плетёном коробе возле стойл обнаружилось отличное седло, подпруга, стремена, краги, путлища, два мешка для кормёжки, бурдюк и седельная сумка. Пока навьючивал всё это дело на жеребца, сказал в его адрес немало добрых слов. Скотина попалась удивительно спокойная. Наверное, только-только после случки. Мешки я тут же наполнил овсом и запихал в сумку. Незачем безвинное животное голодом морить. Краги пришлись в пору, да и с плащом смотрелись на удивление гармонично, словно всю жизнь так ходил, вернее ездил. Повстречай я сам себя, ни за что бы не подумал, будто конь ворованный. Но то я — человек большой души и чистых помыслов, а вот местные, особенно те, что знались с хозяином, вполне могли заподозрить неладное, видя, как Восток идёт по главной улице в поводу за незнакомым субъектом, пусть даже и весьма соответствующей наружности. Поэтому, избегая лишнего внимания, я вывел конягу в прогон и задами отбуксировал к выезду из села на Владимирский тракт, остановился в рощице неподалёку и стал ждать.

— Восток значит? — не имею привычки разговаривать с животными, но когда нечего делать и никто не видит, почему бы и… — Коллекционер. Будем знакомы. Можно просто Кол.

Восток учтиво перевёл на меня взгляд и мотнул головой.

— По бывшему хозяину не грустишь, как вижу? Оно и правильно. Я лучше. Ухода на прежнем уровне, конечно, не дождёшься, да и горячих кобылок чаще раза в месяц обещать не могу, но одно гарантирую — скучать тебе больше не придётся. Всё, дружище, забудь про стойло, про загон, про выездки вдоль околицы. Теперь ты — боевой конь.

Восток внимательно глядел на меня своим карим глазом и время от времени фыркал, выражая толи сомнение, толи одобрение.

— Знаешь, что такое боевой конь? Да откуда ж тебе знать? Ты книжек не читал. Боевой конь — это продолжение всадника, дружище. Вот, представь только, перед тобою строй пехоты с пиками. Целый частокол трёхметровых дрынов, острых как шило. А промеж них аркебузиры — это мужики такие с нехилыми ружьищами. И надо на полном ходу в этот строй втемяшиться. Так велит всадник — твой хозяин. Он хочет, чтобы ты грудью вломился в пехоту, смёл их к чертям, растоптал, забыв про пики, про грохот аркебуз и рвущие шкуру пули. Смог бы? Что глазами хлопаешь? Да не бойся, — я потрепал Востока по морде. — Это давно было, шесть веков назад. И коняги тогдашние — нечета тебе — под тонну весом, два метра в холке, навроде тяжеловозов владимирских, в броне снизу доверху, живые тараны. А ещё конные стрельцы — эти уже попозже. Не знаю, правда, или нет, но читал, будто кони у них были до того натасканы, что проведёшь им стволом по ушам, и тут же замирают, как вкопанные. Может, и тебя выдрессировать удастся? Как считаешь? Тихо!

По Владимирскому тракту в направлении от Чаадаево потянулась вереница подвод.

Я вскинул АК и прильнул к накладке окуляра. Точно, наши голубчики. Расселись тройками на второй и предпоследней телеге. Всего же подвод в обозе я насчитал девять. Еле тащатся. На дорогу уйдёт не меньше суток с ночёвкой. Конечно, можно было бы обогнать их, и встретить уже на въезде во Владимир или Судогду, потягивая пивко в трактире. Но кто знает, что взбредёт Ткачу в голову? Соскочат по пути, ищи-свищи потом. Да и в дороге всякое может случиться. Если двигаться на разумном отдалении, хотя бы раз в полчаса убеждаясь в наличии подопечных, то неприятностей удастся избежать. Даже если заметят хвост и попробуют сдёрнуть, в лесу им не скрыться, а уж ночью и подавно. Однако маячить перед глазами тоже не стоит, особенно учитывая присутствие Сиплого в группе. Он славный малый, даже убить его ни разу не хотелось, а это о многом говорит. Но тогда мы с ним были по одну сторону, сейчас — по разные, пусть он об этом пока и не догадывается. А увязавшийся следом охотник за головами, будь он хоть братом родным, кого угодно заставит нервничать и, как следствие, делать глупости, которые никому не нужны.

До того раза лошади на спину я залазил с год назад. Ездить верхом без привычки — радости мало. Задница болит даже в хорошем седле. А уж коли на штанах есть задние карманы, то их швы превращаются в надфиль для жопы. Краги спасают от натирания икр о лошадиные бока, но не от ударов. Постоянная качка вынуждает напрягать спину, совсем не так, как при ходьбе… В общем, когда через двенадцать часов я сполз с ненавистной конской спины на благословенную землю близ села со звучным именем Тюрмеровка, организм стонал и просил пулю в качестве акта милосердия.

Обоз остановился на ночь в форте. Я — понятное дело — внутрь соваться не стал и, обогнув Тюрмеровку, сделал привал в лесочке, недалеко от северных ворот, из которых обоз должен был продолжить свой путь утром.