Артем Мичурин - Еда и патроны

Наёмники. Трудно найти другой контингент, мнение о котором было бы столь же неоднозначным. Их услугами пользуются все — от сельчан, нуждающихся в защите, до городских властей, чьи намерения варьируются в очень широком диапазоне. Для одних наёмники — последняя надежда в виду нехватки собственных силёнок; для других — удобный, хоть и недешёвый, инструмент в улаживании щекотливых дел; есть и те, кто пытается использовать их в качестве пушечного мяса, ставя под главный удар. Сопливое пацаньё мечтает о вступлении в наёмнический отряд, грезя приключениями и шальным баблом. Матери, едва завидев кампанию упакованных в «комки» и увешанных стволами мужиков, за уши тащат сыновей со двора, а дочурок прячут в погребах и на сушилах. Вольные стрелки, дикие гуси, солдаты удачи, псы войны — они появляются везде, где пахнет кровью и золотом. Сегодня избавляют деревню от посягательств банды, завтра участвуют в карательном рейде, послезавтра свергают одного царька, чтобы помочь вскарабкаться на трон другому. Большинству из них глубоко плевать на принципы и мораль, их интересуют только деньги. В этом мы похожи. Будь я поуживчивее — кто знает — возможно, мерил бы многострадальную землю-матушку кровавой поступью в составе разношерстной кодлы сорвиголов. Вместе легче. У каждого своя роль, своя область ответственности: снайпер, пулемётчик, гранатомётчик, сапёр, медик, техник, повар, наконец. В полностью укомплектованном отряде можно позволить себе роскошь быть узким специалистом. Боец, грамотно управляющийся с РПГ-7, к примеру, имеет долю раза в три-четыре больше, причитающейся рядовому стрелку. Оно и не удивительно, принимая во внимание стоимость выстрелов и возникающие по той же причине сложности с обучением. Мало кому хочется держать в руках собственный ливер как результат «дружественного огня».

Чем крупнее отряд, тем выше его шансы на процветание. При наличии опытного капитана, разумеется. Сей индивид должен обладать не только светлым умом для тактических выкладок, и хорошо подвешенным языком для ведения переговоров, но и крепкой рукой, способной своевременно взять за яйца тех, кто решил поставить его авторитет под сомнение. Не каждому по зубам держать в узде толпу отъявленных ублюдков, заставляя их делать то, чего они, зачастую, делать совсем не желают. Поэтому численность наёмнического отряда редко переваливает за двадцать голов. Самые крупные, с которыми мне доводилось иметь дело, насчитывали шесть-семь десятков. Таких отрядов я знаю всего два, и их капитаны — чистые звери, не гнушающиеся фаршировать подопечных свинцом за малейшее неподчинение. На первый взгляд крутовато, но тот, кто поварился в этом котле, подтвердит, что только так и можно командовать. Ведь даже среди двенадцати приближённых Иисуса нашёлся Иуда, а апостолы, как говорят, были куда честнее наймитской братии.

Если верить Фоме, Ткач, до организации похода в Москву, рулил отрядом, чья численность колебалась в пределах тридцати-сорока головорезов. Те пятеро, что остались, были десятниками и спецами: Гейгер — техник, ответственный за радиохимическую безопасность, уже в возрасте, пятый десяток разменял, для наёмника неплохо, верный знак качества; Серёга Весло — снайпер, мужская особь субтильного телосложения лет двадцати пяти, больше о нём ничего не было известно, но судя по количеству зарубок на прикладе СВД, дело своё он знал крепко; Ряба — гранатомётчик и по совместительству сапёр, неприметный мужичок средних лет с характерным для своей специальности узором чёрных точек, обрамляющих рваный шрам на шее и правой щеке; Валера Балаган — пулемётчик, плечистый детина, на вид лет тридцать-тридцать пять, лицо доброе, но не даун, что странно, гордый обладатель ПКМа и титановой каски, которую носит не снимая. Вот и всё, что я знал об этих четверых. Но пятый участник группы, о котором Фома упомянул лишь вскользь, без имени, был мне знаком. И, честно говоря, меня сей факт здорово расстраивал. Сиплый — медик. Мы познакомились четыре года назад, когда он штопал мясо ещё в другом отряде. Странный малый. Перепробовал, наверное, весь ассортимент наркоты, до которой смог дотянуться. А дотянуться он умел. При этом не сторчался и был вполне адекватен. Называл себя «нейропилотом», «естествоиспытателем мозга». Собеседника интереснее я не встречал. Чертовски умный мужик. По слухам заведовал отделением хирургии в клинике Костромы, но за свои эксперименты получил коленом под зад. Горевал Сиплый недолго, и легко нашёл себе работу, примкнув к наёмникам. На вопросы о возрасте отвечал, что умирать в ближайшее время не планирует и остальным не советует. С виду — тридцатник, или даже меньше. Наблюдал Сиплого в деле и могу сказать, что под его нож лечь, в случае чего, не побоялся бы. Хирург он — что называется — от бога. А вот стрелок херовый. Из арсенала предпочитал «Витязь» за его слабую отдачу и возможность дать длинную очередь с неплохим шансом на «авось попаду». В атаку никогда не рвался. Даже не представляю, что могло заставить Сиплого принять участие в афёре с походом к чёрту на рога. Жаль, что так вышло. Очень жаль.

Сутра из разговоров за стенкой я узнал что обоз, с которым Ткач планировал двинуть к Владимиру, уходит в восемь.

Обычно торговый обоз — это десять-пятнадцать подвод, запряжённых далеко не скакунами. Движется такая процессия со скоростью чуть шустрее прогулочного шага. При желании можно и пешочком увязаться, но топать пятьдесят километров без передышки до первого привала я желания не испытывал, поэтому оставшиеся полтора часа посвятил приобретению индивидуального транспортного средства.

— Эй, хозяин, — я постучал в ворота крепкого, явно зажиточного дома, со двора которого за забором слышалось лошадиное фырканье. — Открывай, дело есть.

— Не шуми, — по деревянным ступеням застучали подошвы, в створке ворот открылось смотровое окошко. — Кто таков? Что за дело?

На меня глядел хмурый мужик с мясистым носом, красным от покрывающей его сети сосудов, хитрыми глазёнками, и торчащей вперёд, будто путеочиститель паровоза, бородой.

— Покупатель, — представился я. — Лошадь у тебя купить хочу. Продашь?

— С какой такой радости? У меня скотина не лишняя.

Я достал два золотых и сверкнул ими у рачительного хозяина перед рылом.

— Эк… — крякнул тот. — Проходи.

Блеск золота — страшная сила. В большинстве случаев он с лёгкостью заменяет любые слова, пропуска и ключи. Искрящийся отлив жёлтого кругляшка действует почти магически. Этот катализатор алчности увеличивает последнюю до таких размеров, что распираемая ею особь забывает обо всём на свете. Долг, честь, совесть, даже самосохранение — меркнут перед блеском презренного металла.