Роман Глушков - Грань бездны

Это был, пожалуй, самый хитрый из всех проникших в Аркис-Грандбоул вактов. Впрочем, и он оказался не застрахован от ошибок. Монстр соскочил с арки, но «Гольфстрим» повторно врезался в платформу раньше, чем он изготовился для атаки. Врезался и въехал на нее, окончательно сломив сопротивление удерживающих ее цепей. Сорвавшись с лебедок, они лишили мост своей поддержки, и тот всей своей массой ухнул на расположенную по другую сторону рва, врытую в насыпь опору.

Величина допущенной стражем ошибки равнялась в буквальном смысле длине кончика его хвоста. Монстр зацепился им за край наклонной платформы, дабы не соскользнуть с нее, и в итоге этот кончик оказался зажат между опорой и рухнувшим на нее мостом. Мы же, въехав на него, лишь еще крепче прищемили вакту хвост «довеском» в виде трехсоттонного бронеката.

Вырваться из такой ловушки стражу оказалось не под силу. Я разразился злорадным хохотом, предвкушая, как таран вот-вот пропорет острием бок чудовища, а колеса довершат расправу над ним. Но обреченный на неминуемую гибель вакт вовсе не желал гибнуть подобно угодившей в капкан крысе. Не дожидаясь, пока это случится, он плюхнулся брюхом на мост и припал к нему. При этом тело пса на глазах взялось делаться плоским, а шипы пригнулись к самой спине.

Прежде я не замечал за вактами подобных метаморфоз. А впрочем, чему тут удивляться? Механическое существо может подвергнуть себя, поди, и не такой телесной трансформации. За считаные секунды оно сплющилось настолько, что сумело поднырнуть под таран и днище наехавшей на него махины. Я слышал, как кончики его шипов царапают днище бронеката, но ни нам, ни псу это не причинило ни малейших повреждений.

– Ах ты паскудник! – обозлился я, не сомневаясь, что мост-капкан ненадолго удержит этого незадачливого хищника. Да он скорее оторвет себе хвост и продолжит погоню, чем смирится со своей нынешней участью. – А как насчет причесаться?

И рванул рычаг запуска сепиллы…

Сколько усилий, помнится, приложил Убби, чтобы срезать с лапы вакта полоску его сверхпрочной шкуры! Огромная раскрученная щетка с визгом и скрежетом располосовала спину и макушку монстра, враз содрав с него сотни таких полосок, оголив иностальные мускулы и показав, откуда у пса растут шипы. Его и без того уродливый облик после частичного ошкуривания стал еще отвратнее. Но ужасаться им нам предстояло недолго. Пройдясь по нему, сепилла упала на насыпь, после чего начала кромсать и ее, обдав тварь пылью и выдранными из дорожного покрытия булыжниками.

Но прежде чем пылевое облако полностью окутало врага, я увидел, как он извернулся и вонзил зубы в защемленный конец хвоста! А затем принялся отгрызать его с тем же остервенением, с каким его ныне мертвый собрат пытался стянуть контейнеры Макферсона из прицепа нашего буксира.

– Стоп колеса! – приказал я механику, пока мы не отъехали слишком далеко. – Малый-четыре назад!..

Насыпь за мостом расширялась, и на всем ее протяжении не было ни единого препятствия. Мы могли быстро набрать на ней скорость, но страж разгонится и настигнет нас еще до того, как «Гольфстрим» въедет в пригород. Проткнутый гарпунами, изодранный сепиллой и лишившийся четверти хвоста, вакт был тем не менее готов продолжать охоту, ибо летящими в морду камнями его не испугать. А вот вращающейся щеткой – вполне вероятно.

Когда боевая иносталь бьет изо всех сил по другой боевой иностали, выдерживает удар, как правило, наиболее крепкое оружие. Однако и победителю при этом достается так, что шансы пережить еще одно столкновение у него катастрофически падают. Даже если вакт совладает с сепиллой, вряд ли после такой стычки он будет в состоянии штурмовать истребитель. Смог бы передвигаться, и то ладно.

Пес тоже это чуял, но обойти мечущую булыжники щетку он не мог ни справа, ни слева. Сдав назад, «Гольфстрим» перегородил чудовищу путь на насыпь и загнал его обратно на мост. А я, не доехав до его края, остановил бронекат так, что катапульта стала кромсать мостовую опору и землю вокруг нее.

Пыль и хлещущий вакта шквал булыжников мешали ему понять, что происходит. Монстр не убегал, а застыл посередине моста металлической статуей, словно выказывая тем самым пренебрежение выбранному мной стилю боя. Страж хладнокровно выжидал, когда сепилла зароется глубже, скорость ее вращения ослабнет и мы волей-неволей будем вынуждены двигаться дальше. Туда, где дорога расширится и вакт сможет напасть на нас, минуя эту проклятую «шкуродерку».

Вакту было невдомек, что сейчас моей приоритетной целью был не он, а опора моста, которую я упорно подкапывал и подпиливал. Рухнувшая на нее после отрыва цепей платформа наделала в ней множество трещин. Наша щетка выдирала из опоры целые куски, но пес был не в состоянии догадаться, что именно за булыжники бьют его по морде.

Вакт понял, что вот-вот произойдет, когда мост под ним содрогнулся и накренился в нашу сторону. Не желая скатиться под сепиллу, страж развернулся и рванул обратно в город. Но стоило лишь платформе покачнуться, как остановить ее падение было уже нельзя. Подточенная мной опора окончательно развалилась, и соскользнувший с нее мост, оторвав шарниры, ухнул в ров вместе с чудовищем, так и не успевшим достичь спасительной арки.

Дно рва было сплошь усеяно похожими на китовые скелеты остовами кораблей Брошенного мира. Грохнувшись на торчащие вверх шпангоуты, вакт нанизался на них тем же боком, который был пробит нашими гарпунами. Причем нанизался так основательно, что мог лишь сучить в воздухе лапами, мотать головой да размахивать хвостом. Судя по яростной агонии пса и жидкому иногазу, что стекал по шпангоутам из его пробитого желудка-легкого, твари предстояло в скором времени издохнуть. Что ж, да будет так! По крайней мере, глубина рва и иностальной бок Великой Чаши не позволят большей части метафламма прорваться в город. А тот, который прорвется, не станет для него слишком большой катастрофой – Аркис-Грандбоул повидал на своем веку и не такие разрушительные «би-джи»…

А, впрочем, пора бы мне уже перестать терзаться подобными мыслями. Отныне мы – одни из самых опасных преступников Атлантики, и мы слишком завязли в этом дерьме, чтобы беспокоиться, как выйти из него чистенькими.

Это не сказка о борьбе Добра и Зла. Это самый что ни на есть реальный мир, где даже лежа на смертном одре и то не разберешься, на чьей стороне ты всю жизнь воевал. В сказках все просто и понятно: одна справедливость, одни герои, одни негодяи. У нас же порой и глазом моргнуть не успеешь, как тебя – добропорядочного человека – могут объявить злодеем. Причем зачастую, что характерно, имея на то все основания. И пример Еремея Проныры Третьего в этом плане более чем показателен.