Артем Мичурин - Ренегат

Тогда погибло больше пяти с половиной тысяч человек. Их тела, зачастую сильно урезанные, хоронили в общих ямах, потому как большинство погибших не имело живых родственников. Выкашивались целые семьи. Около тысячи жителей пригородов, в основном молодые мужчины и женщины, угодили в рабство прямо из собственных домов, которые, казалось, так надежно были прикрыты крупнокалиберными пулеметами со стен Мурома. На деле же «Корды» не сильно выручили. Наибольший урон бригады понесли в северном районе, но и там пулеметным расчетам удалось отправить в небытие меньше полусотни, пока их не подавили огнем из установленных на броневиках ЗУ-23, чьи спаренные пушки дырявили броню пулеметных гнезд, как бумагу. А в плотной застройке западного и южного пригородов огонь со стен оказался и вовсе бесполезен. От него гибло больше мечущихся в панике жителей, чем знающих свое дело налетчиков.

Спустя семь часов адского разгула бригады ушли, забрав с собой рабов, скот, трофейное шмотье и мясо. Муром все-таки накормил страждущих.

Много воды утекло с тех пор, и крови немало. Муром окреп, навашинские бригады поутихли. Но эти пыльные красные земли к востоку от Оки все так же не сулили путникам ничего хорошего.

Стас шагал вперед уже минут сорок, по-прежнему не отмечая вокруг никаких наземных ориентиров. Солнечный диск оторвался от линии горизонта и висел над пустошью раскаленным пятном, заставляя длинные тени ползти на запад, словно даже этим жалким раболепным созданиям было неуютно на дышащей смертью равнине. Время от времени не знающий преград ветер приносил невесть откуда облака пожирающей солнечные лучи пыли, и тогда темные беглецы умеряли прыть, испуганно бледнея и мечась в разные стороны потерявшими четкость аморфными телами. Но облака пролетали мимо, и тени снова возобновляли с каждой минутой слабеющие попытки обрести свободу лишь для того, чтобы к полудню выдохнуться, будучи притянутыми хозяином «к ноге», а после с новыми силами устремиться на восток, к темнеющему горизонту, и умереть там.

Иногда в небе пролетали вороны. Большие, черные, они кружили над пустошью, ловя потоки воздуха широкими крыльями, и присматривались. Деловито крутили головами, неспешно, обстоятельно прикидывали что-то, оценивали и летели дальше, посчитав видимо, что время еще не пришло, нужно подождать. Терпение – вот главная благодетель падальщика, всегда и везде дарующая ему кусок подгнившего мясца, так славно и легко, почти самотеком, проскальзывающего в горло.

Очередное пыльное облако, возникшее, казалось, из пустоты в полусотне метров, зависло, неспешно кружась, и со следующим порывом ветра метнулось вперед, окутав Стаса бурой пеленой. Пыль моментально набилась в глаза, рот, нос, вынудив захваченную врасплох жертву пригнуться, а потом и вовсе упасть на четвереньки, отплевываясь и фыркая. Облако заложило вираж над головой и, подпитывая свое стремительно разрастающееся тело мириадами песчинок с ржавых земляных проплешин, устремилось дальше.

Стас откашлялся, выплюнул мерзко хрустящую на зубах слюну с пылью и, часто моргая слезящимися глазами, поднялся. Но не успел он и пару раз хлопнуть по шинели, выбивая пыль, как уже лежал брюхом на земле и сослепу водил стволом в поисках невидимых целей.

Громкий и будто дробный звук выстрела в нарушаемой доселе только завываниями ветра тишине врезал по ушам не хуже звездюля наотмашь. Стас сильно зажмурился и вытер тыльной стороной ладони обволакивающую раздраженные глаза влагу. К мутным силуэтам деревьев, ставших похожими на гигантские грибы с развесистыми шляпками-кронами, присоединилось движущиеся в некотором отдалении пятно. Все еще слезящийся глаз припал к оптике. Пятно резко увеличилось и обрело вид человека в длинном, песочного цвета плаще и больших защитных очках. Голова была непокрыта. Русые волосы обрамляли лицо короткой стрижкой сверху и окладистой солидной бородою снизу. В руках незнакомец держал «Абакан».

Человек сделал еще несколько шагов, остановился и присел.

Стас опустил ствол чуть ниже и разглядел лежащее на земле тело в неопределенного цвета лохмотьях. В том, что это было именно тело, а не раненый или просто мирно отдыхающий, сомнений не возникло. Лицо трупа уткнулось в землю, правая рука неестественно вывернута за спину.

Бородатый склонил голову, что-то неслышно произнес над мертвецом и, поднявшись, осенил его висящим на шее распятием.

– Что за херня? – вырвался у Стаса тревожный шепот.

Справа в окуляре ПСО появилась еще одна фигура в точно таком же плаще, ведущая под уздцы лошадь. Второй бородач снял с седла уложенную кольцами веревку и, опустившись на колено рядом с трупом, принялся обматывать ее вокруг щиколоток бездыханного тела.

– Поднимайся! – вдруг проорал первый раскатистым басом.

Стас, не веря собственным ушам, приготовился уже было засвидетельствовать таинство воскрешения мертвых, но бородач, не оборачиваясь, снова подал голос, зародив сомнения по поводу окончательно адресата:

– Я тебя видел. Поднимайся.

Внутри сразу сделалось как-то нехорошо и до жути неуютно. «Выстрелить? А вдруг там еще кто заныкался? Эти-то двое как из-под земли выросли. Черт! Может, на прицеле держат. Уж больно козел борзо раскомандовался. Демонстративно спиной встал. Смелый, бля. Ну ладно, а мы не такие, мы подождем».

Стас молча продолжал глядеть через прицел в спину бородача. Тот наконец повернулся и, подняв на лоб очки, сделал сердитое лицо.

– Мы не причиним вреда. Я просто хочу поговорить. – Крепкий мужик с массивным крестом на цепи поверх застегнутого под горлом кожаного плаща смотрел прямо в окуляр нацеленного ему в грудь ПСО, и сомнения на счет адресата отпали.

– Вы кто такие? – проорал в ответ Стас, не двигаясь с места.

Второй бородач меж тем закончил обматывать веревкой ноги безвременно почившего и, привязав другой ее конец к седлу, тоже повернулся лицом в сторону незваного гостя.

– Кто мы такие? – ответил он вопросом на вопрос и ухмыльнулся. – Мы слуги Господни, а это, – рука, держащая за цевье АЕК-971, широким жестом обвела вокруг, – приход наш, и все, кто пребывают в нем, – паства наша.

«Ну ни хера себе! А где кадило?» – подумал Стас и медленно, не опуская ствола, поднялся на ноги.

– Ладно, отцы, аккуратно кладем волыны на землю, и пять шагов назад. Станете дурить – запишу в мученики без очереди, – прокричал он и сделал несколько шагов в направлении святош.

Бородачи переглянулись, но оружие из рук не выпустили.

– Это никак невозможно, сын мой, – взял слово первый «отец», нарочито бережно, почти как ребенка, держащий возле груди странного вида «Абакан»: уродливый родной приклад и криво приляпанная акашная рукоятка были заменены деревянными в едином блоке, на манер СВД, украшенными к тому же резьбой; на оксидированной ствольной коробке поблескивала гравировка. – Сие есть орудие Господа, – продолжил «отец», – великодушно вложенное им в руки наши. Негоже дар оный по земле валять.