Андрей Лазарчук - Темный мир

– На мое солдатское прошлое?

– Угу… Ты ведь мне не все рассказывал, правда?

– Правда. Но в штабах мне так или иначе служить не пришлось, и планы кампаний меня составлять не привлекали. И генералы со мной не советовались.

– Это смешно, – сказала она сквозь зубы. – Ты ведь меня понял, Кость, да? Просто прикалываешься?

– С чего мне прикалываться? Что нас посылают – пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что? Одни запугивают, другие говорят комплименты – а на самом деле и те и те думают про себя что-то свое? Не верю я им, Маринка. Ни Волкову, ни твоим ведьмам. Тебе хоть заклятие-то сказали?

– Я его сама вспомнила.

– То есть ты его и тогда знала?

– Выходит, что так… Не трави душу, а?

– И что теперь? Отдашь его Волкову?

– Буду торговаться.

– Ты видела, как он торгуется.

– Да. Но я теперь не одно заклятие знаю.

– Много?

– Много. Не запутаться бы…

– Слушай… План, говоришь… Ты мне это заклятие можешь сказать?

– А смысл?

– Оно ведь втягивает душу в щит?

– И что?

– Ну, ты же помнишь, как разобрались с волковским папашей? Пока одна отвлекала его, другой подкрался…

– Думаешь, прокатит?

– Подготовиться надо. Мне так кажется. Маневр всегда лучше, чем совсем ничего. А там – как повезет.

– Ну да, ну да…

Маринка замолчала, нахмурилась, задумалась. Потом подняла бровь.

– А ты знаешь, действительно может получиться. Давай сюда ухо…

Уже в середине этого разговора я почувствовал какой-то неприятный зуд во всем теле – даже не зуд, а мелкую-мелкую вибрацию. Она нарастала, а я почему-то терпел, не меняясь в лице, хотя в какой-то момент ощущения стали совсем чудовищные. Потом стало изменяться все вокруг: цвета блекли, контраст нарастал, объем пропадал – я постепенно как бы оказывался в большом стакане, оклеенном изнутри фотообоями качества старой газеты… я был уже вне этого мира, но никто пока этого не замечал.

– Хорошо, – сказал я, дослушав Маринку, и встал. – По законам жанра, мне следовало бы тебя убить сейчас. Но – живи. Мой тебе подарок. Главное – не суйся ко мне. Там – не пожалею. Прощай…

Я оттолкнулся от настила днища ладьи с такой силой, что проломил его, а добавив второй ногой в борт, смял его, как кусок картона. Тело мое взвилось в воздух… Две ведьмы успели выстрелить в меня, но я отмахнулся от стрел, и они вонзились в самих стрелявших. Прижав руки к телу, я понесся над самой водой – все быстрее и быстрее. Воздух засветился, вода позади вздыбилась высоким буруном… Потом плоский черно-белый мир вокруг потемнел, как будто плавно выключили свет.

Все, подумал я…

…и тут же меня начало рвать. Я с трудом поднялся на четвереньки. Спазмы сотрясали тело. Из горла лезло что-то мерзкое, сладковато-липкое, с острыми осколками. Раз, и еще раз, и еще. Потом я припал к миске с водой и стал пить, забыв, что можно взять ее в руки. Вода пахла псиной. Меня снова вырвало, и я снова начал пить. И опять, и снова. Наконец пошла чистая желчь. Я упал на бок и исчез.

И вернулся. Тошнота была разлита по всему телу. Я попытался повернуться на другой бок, голова закружилась страшно, я опять исчез.

Упрямо вернулся. Завершил поворот на другой бок, немного передохнув на животе. Стал дышать. Когда я успел так надраться?.. Понял, что нет. Это другое. Контузия? Возможно… Избили? Дали по башке? Скорее всего. Поэтому ничего и не помню. Вернее, помню какую-то ерунду…

Глаза привыкали к темноте. Не к такой уж полной темноте – откуда-то тек ленивый рассеянный свет. Вокруг обнаружились вертикальные линии. Много вертикальных линий, темных с одной стороны и светлых с другой. Я приподнялся, попытался сесть. Голова опять закружилась, но уже не так сокрушительно.

Я сидел на ребристом и дырчатом железе. Вокруг меня была железная решетка. В соседней клетке неподвижно сидел волк и в упор смотрел на меня.

– Я, – сказала Маринка.

Она отстранила пожилую гейду и сама аккуратно дотронулась до лба Айникки. Душа не могла отлететь далеко…

Не нужно было вгонять себя в состояние лови [6]пением, танцами, чтобы отпустить часть своей души в свободный полет – биджаг. Это делалось просто, как взмахнуть рукой. Раз – и все кругом раздвоилось, как будто одним глазом она продолжала видеть как прежде, а вторым – чуть сверху и через сильное уменьшительное стекло. И вот этот второй глаз отправился в медленное самостоятельное плавание. Через несколько секунд она поняла, что то, что она видит «верхним» глазом, несколько отличается от того, что видит обычным. Людей вокруг было больше, но часть из них чем-то отличались…

Потом она увидела двух Айникки. Одна лежала на настиле причала, куда они выбрались из лодок, а вторая стояла на дальнем конце пирса и растерянно озиралась. Марина заторопилась к ней. Двигаться было неловко, непривычно – примерно как плыть, загребая одной рукой, – но она быстро освоилась. Подплыла, взяла Айникки за руку. «Что?» – спросила та, на миг приходя в себя; потом глаза ее заволокло мутью. «Пойдем, пойдем, не надо понимать, идем со мной», – сказала Марина, потянула ее за собой, преодолевая сопротивление, шаг за шагом подвела к распростертому телу – которое сейчас почему-то напоминало лодку, не внешне, как-то иначе, но напоминало. «Садись, – сказала Марина, и одна Айникки забралась в другую. – Ложись. Спи…»

Резко выдохнув, Марина совместила картинки. Ее душа вернулась из биджага, вернув на место и душу умершей…

«Убитой, – поправила Марина себя. – Убитой».

Жилка на шее лежащей Айникки вздулась и опала. Еще… еще… Лицо медленно стало не мертвенным, а просто бледным. Девушка потеряла немало крови… но здесь ее не перелить… впрочем, не важно. Больше она не умрет. Будет лежать. Постепенно восстановит потерю крови. Что там надо?.. Железо?

Не знаю, сколько прошло времени. Я то впадал в забытье, то приходил в себя. Потом как-то вдруг, сразу – очнулся. Стал что-то понимать…

Неправильно. Не понимать. Я настолько ничего не понимал, что просто запретил себе об этом думать. Нужно было не понимать, что произошло и что вообще творится, а определиться, как себя вести в этой ситуации абсолютного непонимания. Как в бою: делать то, что нужно, хотя ты совершенно не представляешь себе, что творится вокруг, за пределами прямой видимости (и то, что ты видишь, еще надо как-то интерпретировать, а некогда, да и мозга не хватает). Это сложно, особенно когда тебя такое накрывает внезапно, однако все-таки можно. Мне кажется, я смог.

Первым делом я вспомнил сны.

Я плыл в бурном бескрайнем море, холодном и соленом. Тучи пролетали над самой водой, иногда встречаясь с волнами. Вдруг голос, говоривший на неизвестном мне, но понятном языке, сказал: выбирай, или ты гибнешь сейчас сразу и навсегда, или идешь по тропе познания, и тогда имя твое будет Ловец. Я иду, отозвался я, и огромная волна подняла меня, понесла на гребне и выкинула на каменистый берег. Тропа, посыпанная желтой щебенкой, вела круто в гору, вершина которой скрывалась за последним небом. Я пошел по тропе и вскоре вышел к зеленому шатру, где меня ждала нагая Рагнара. Ты был моим мужем, сказала она, и вот тебе наша дочь с друзьями, – и она дала мне соломенную куколку с плоским лицом и глазами-щелочками, хорька и маленькую сову; они отведут тебя в царство Саранны…