Станислав Буркин - Волшебная мясорубка

Возвращаясь с кровавых боев, люди Юдолии с новой и новой силой продолжали совершенствовать свои военные технологии и так же плакать и петь о возрождении прекрасной Юдолии после победы, не понимая, что единственным победителем в этой войне станет хитрый дракон.

– Но почему люди не поняли этого и не восстали против дракона? – спросила Марлена.

– Кое-кто понимал и восставал, – ответил Сергиус. – Но дракон был очень хитер. Он всегда говорил о своем невмешательстве и лишь давал полезные советы слабой стороне. Народам, втянувшимся в тотальную войну, ничего не оставалось, кроме как уповать на помощь змея. И тот помогал. Говорил, где следует нанести удар, или давал чертежи новых вооружений. И народы заискивали перед драконом, боясь даже подумать о нем плохо. Вдруг дракон решит, что другой народ любит его больше? Поэтому стоило кому-нибудь неаккуратно высказаться о драконе, как его тут же объявляли вражеским шпионом и диверсантом, присланным специально, чтобы очернить их искреннюю преданность Дэву.

– Хитро, – заметил Франк.

– Когда на изуродованной войнами Юдолии осталось только два враждующих племени, – продолжал волшебник, – и военные технологии были как никогда близки к тому, чтобы уничтожить все человечество, в одном из бронированных городов, окруженных кольцами оборонительных сооружений, добрые люди, мечтавшие о цветущих горных лугах, спросили своих начальников: «А нельзя ли нам начать обновление Юдолии уже сейчас, хотя бы в нашем городе?» Начальники согласились: «Мы посоветуемся с белесым драконом, и он даст нам совет, как лучше наладить здесь нашу жизнь». Дракон улыбнулся, выслушивая пришедших каджей, и сказал, что мысль их хороша и что он хочет им помочь в этом деле. Начальники вернулись и с радостью объявили, что дракон был весьма любезен и предложил им чудесные советы, как лучше вернуть Юдолии былое лицо, хотя бы в их отдельно взятом городе. В первую очередь нужно построить дирижабль с оранжевым прожектором и каждый день поднимать его над городом так, чтобы он заслонял собой блеклый диск настоящего солнца и всходил и заходил вместо него. А ночью вместо луны, которой уже совсем не стало, поднимать над заводскими трубами светящийся аэростат. И люди послушались Дэва. Кроме того, народ, мечтавший о цветущей Юдоли, отныне стал давать каждому станку и каждому цеху имя какого-нибудь дерева, каждому автомату или винтовке – имя цветка, а военным машинам и танкам – имена животных.

Так появилась на свет теория промышленного юдолизма, а люди, строившие юдолизм на своих фабриках, именовали себя юдолянами. Их враги возмутились и пожаловались дракону, на что хитрый змей ответил: «Не смущайтесь же, детки мои, сиротки. Разве вы не знаете, что именно вас предызбрал я в наследники этого мира? Разве не знаете, красавцы мои светлоглазые, что доколе есть среди вас славные воины, не завладеть врагам вашей Юдолией. Удел их остаться в бесславии. Вам же не перестану давать я советы мудрые, открывать технологии высшие, чертежи и формулы тайные. Будут танки ваши страшнейшими, самолеты и бомбы – лучшими, а полки белокурые – бесконечными! Вы узрите, что у врагов не выйдет никакой Юдолии, ибо той страны уже давно нет. Освободите же землю от сего суеверия и постройте новую страну, страну Каджерия». И пришлись эти слова по сердцу делегатам, и они поклонились змею. А тот сказал: «Вижу, милые, вы успокоились. Победите же, дети мои, и в правде моей убедитесь. Разве старый змей когда-нибудь обманывал вас-с-с?»

Каджи того племени возвратились из пещеры дракона к своему народу и с радостью возвестили, что старый могущественный дракон за них, а паршивым возгордившимся юдолянам надлежит быть поверженными. Они объявили всем, что отныне их имя будет в честь белесого змея Дэва – дэвиане.

И война продолжалась еще несколько поколений. И только одна старинная запрещенная легенда, которую тайно рассказывали бабушки своим внукам, гласила, что тот, кто поднимет над миром знамя восстания против дракона, тот и освободит многострадальную Юдолию и вернет ей утраченный облик. Всякая легенда есть в какой-то степени правда.

– Сергиус, ты такой мудрый! – весело сказала Марлена.

– Да, почти как я, – согласился Вильке.

– Это моя работа, – скромно заметил старик.

Наконец волшебник и ребята добрались до станции, откуда через высокогорные перевалы и прекрасные пейзажи отправлялись коротенькие, похожие на игрушечные поезда, доставлявшие пассажиров прямо в леса Зенона, принадлежащие ведьме Каздое.

Станция была такой крохотной, что походила на лесную стоянку, но у нее был деревянный навес и высокая платформа, чтобы заходить в вагончики было удобно и безопасно. Как оказалось, поезд дожидался именно Сергиуса с ребятами. Нонпарель позаботился и отправил впереди путников ворона с просьбой подождать волшебника.

В пяти желтых вагончиках были скамейки, занятые, в основном, сельскими жителями. Здесь были болтливые старушки с корзинками и цветами, ягодники, грибники и лесные гномы. Не было только охотников, так как лесам Зенона уже сто лет назад был дан статус заповедника, в них была запрещена охота и промышленная добыча. Сама хозяйка леса, ведьма Каздоя, была очень этим недовольна, считала, что это ущемляет ее интересы, и никогда не упускала случая припомнить это волшебнику. Она говорила, что обнищала, что хозяйство ее пришло в упадок, а потому ее любимые крылатые единороги покинули эти места. На самом деле в заповеднике стало намного больше зверей, они чувствовали себя уютно и безопасно, даже когда встречали в лесу людей. А вот единороги ушли, скорее всего, именно из-за этого: эти своенравные животные не захотели жить на виду, как в зоопарке.

Паровозик запыхтел, машинист позвонил в колокольчик, и состав не спеша поехал по лесу к весенним альпийским лугам и скалам Боденвельта.

В этот день Тариэл почувствовал себя хуже. Не физически, а душевно. Что-то восставало внутри него против сказки, что-то не давало покоя. И сейчас ему было не до гостей, он вообще никого не хотел видеть. Утром в корзинке с завтраком Тариэл нашел альбом для рисования, краски и кисточки. Тариэл был творческим человеком: сколько себя помнил, он писал стихи и рисовал, особенно ему удавалась графика тушью. Он всегда четко выводил пером все детали и часто тратил на рисунок не один день. В школьные времена у него было на это время, ведь в последнем классе с ним никто не дружил.

Но сейчас эта находка даже несколько разозлила его. Особенно краски. Но он не выдержал, заперся покрепче в хижине, сел под пыльное окно за столик и при свете падавшего сквозь грязное стекло луча весеннего солнца стал рисовать.

Вот что у него получилось.