Феликс Разумовский - Вавилонская башня

– Он, как услышал, что башню летом рвануть хотят, сам не свой стал, – хмуро доложил Андрон Кузьмич.

«Услышал? Что башню взорвут? Да ещё именно летом? Откуда, интересно бы знать?..» – пронеслось в голове у Кудеяра. Он, при его-то допуске, сам это выяснил только сегодня, а если бы не компьютерный гений Борька, не знал бы и до сих пор.

– Он, сердешный, всё тебя ждал, Иван Степаныч, уж ты не серчай, – подхватил туалетчик. – Чтобы, значит, ты «самому» всё как есть разобъяснил про наши тутошние дела. Говорил, если, значится, взрыв сотворить, тут такие танцы пойдут, что проще сразу в гроб лечь и крышкой накрыться.

Иван вдруг представил себе большой лесной муравейник, от которого в разные стороны тянутся муравьиные тропки. Если аккуратно через них перешагивать, мимо муравейника можно более-менее нормально ходить. Можно даже – если знать как – перенести его в сторону, чтобы люди и муравьи не мешали друг другу. Американцы полагали, что взрыв возымеет эффект ведра с бензином и спички. Реально же… Скудин почему-то верил пророчествам сантехника Евтюхова гораздо больше, чем выкладкам учёных типа Опарышева, Кадлеца и Розенблюм. Так вот, по Евтюхову получалось, что человечеству скорее всего предстояло в этот самый муравейник усесться. Голой жопой. И это ещё мягко выражаясь.

– Случилось-то что? – повторил Кудеяр. И мотнул головой в сторону бывшего «Гипертеха»: – Он что… туда ушёл? И не вернулся?

– Не ведаем. – Майор Собакин снял фуражку, торжественно положил её на стол и тоже перекрестился. – Подшлемник его на углу Новоизмайловского подобрали третьего дня.

Петухов вдруг принюхался, всплеснул руками – и, явив неожиданную для его тщедушного сложения силу, сдёрнул с печки-«буржуйки» необъятную, явно очень тяжёлую сковороду, полную шипящей, пузырящейся благодати.

– Садитесь, что ли, помянем…

– Спасибо, Юрочка, хорошая кашка, вкусненькая. – Натаха облизала ложку, вытерла руки о засаленную шевелюру и поднялась из-за стола. – Как в детском садике. Там Наташе такую же кашку давали, вкусненькую… А ещё там воспитательница была, Эльвира Самуиловна, злющая вся, чёрная, на носу бородавка. И котик рыженький, мягонький, пушистенький…

С некоторых пор она стала говорить о себе в третьем лице, и что бы сие значило? Может, на поправку пошла?

– Не за что, расти большая.

Юркан понёс кастрюлю с овсянкой в ванную. Электричества, отопления и воды давно уже не было, так что бывшая ванная служила чем-то вроде погреба. Потом Юркан сполоснул затрюханные тарелки – какое там «Фэйри»! – кончиками пальцев, в очень несвежем тазу. Фигня, в Афгане и не из такого жрали. Человек ко всему способен привыкнуть…

Да ещё как. Кажется, давно ли Юркан напросился к Натахе на постой, а смотри-ка ты, освоился, будто отродясь здесь и жил. Хорошо, тихо, спокойно… И, кстати, совсем не скучно. Натаха ему такое показала – ни в одном кино не увидишь, ни в какой фантастике с компьютерными спецэффектами… А самое главное, сюда ни одна сволочь не лезет. Так что Юркан даже не то чтобы ослабил бдительность – просто перестал ночами просыпаться от малейшего шороха, выхватывая инстинктивно из-под подушки наган.

У Натахи в квартире напрочь отсутствовали зеркала. Он не спрашивал почему. Нету, и не больно-то надо, всё равно ничего особо весёлого нынче там не увидишь. Оттого и случилось так, что с неделю назад, выбравшись в магазин за Московским проспектом купить вот этой самой овсянки, он посмотрел в стекло витрины, увидел там совершенно незнакомого мужика, с полминуты равнодушно смотрел на него… и лишь потом с удивлением сообразил, что рассматривает собственное отражение. Обросшего, в свирепой бороде, в незнакомой одежде – таким его признала бы разве только родная мама, да и то, надо думать, не сразу.

Это забавное происшествие навело его на неожиданные мысли. Полиэтиленовый пакет с деньгами, привезённый из дому, был отнюдь не бездонным. И успел за прошедшее время изрядно-таки похудеть, не в последнюю очередь оттого, что Юркан всё старался побаловать Натаху, угостить её чем-нибудь вкусным. (Его ли вина, что всем лакомствам она предпочитала детсадовскую овсянку!) Так вот, дело шло к тому, что даже на эту овсянку скоро не будет хватать. С другой стороны, по дворам торчало немало брошенных автомобилей, с номерами и без. Если приложить руки, из них, наверное, вполне можно было собрать один боеспособный агрегат… И ездить «бомбить», причём не слишком опасаясь гаишников. Им, говорят, почти всем нынче выдали ярко-красные шлемы и перевели в особое мобильное подразделение. Занималось это подразделение тем, что оцепляло радужно мерцавшие «дыры», которые всё чаще возникали то тут, то там на городских улицах. Так что ловить нарушителей, проверять документы и требовать мзду было теперь практически некому.

Оставалась, конечно, большая проблема в лице мафии, но и она… На прежней квартире Юркана вправду могли ожидать некоторые сюрпризы из числе неприятных и просто летальных, но здесь, в самой тени сгоревшего «Гипертеха», его искать явно никто не намеревался. Не февральские, всем жить охота. Да и не того калибра он был свидетель, чтобы с риском для себя облаву на него объявлять. «Негр» с кладбища! Такого либо пришибить сразу, либо плюнуть и позабыть. Таких, как он, месяцами по всему городу не выслеживают.

Натаха между тем накинула неизменный пуховик, кокетливо накрасила губы и повернулась к Юркану.

– Юрочка, пойдешь картиночки смотреть?

– Пошли, пошли, – сразу заторопился Юркан. – Давай, давай, веди, Сусанина дочь…

Ладно, пошли. На улице было тихо, в лунном свете кружился пушистый, точно на рождественской открытке, снежок. Впечатление портили только тёмные, пустые, выбитые окна облезлых «хрущоб». Зато стена, поставленная американцами, так и сверкала, металлическая сетка даже не думала ржаветь. Только знали бы штатовцы, что решетка эта – от дураков. Что же надлежит до умных людей…

– Наташа видит, вот здесь. – Натаха притормозила у явно засохшего, скрученного винтом деревца и, как-то смешно, очень по-детски взмахнув руками, оттолкнулась от земли. – Ап!

Она медленно поднялась в воздух, по немыслимой дуге перелетела решётчатую ограду, промежуток между стенами – и исчезла за бетонными плитами, седыми от инея и непогод. Со стороны это выглядело как «полёты» подхваченного проволокой Дэвида Копперфильда. Но только со стороны.

– Ха! – Юркан сиганул следом за Натахой и в который раз почувствовал себя мальчишкой на парковом аттракционе «Мёртвая петля». Тот же безумный восторг, то же замирание сердца. Да кто сказал, будто чудес не бывает! Его бы, идиота, сюда!..

Наконец замедленное, словно на Луне, парение завершилось, и Юркан приземлился рядом с Натахой у парковочной площадки. До выгоревшей башни института отсюда было рукой подать, однако ничего интересного там не было. Вот опасного – да, выше крыши. И в переносном смысле, и в самом прямом. То ли дело маленький скверик у северного крыла! Там, в пруду, прямо в воде, почему-то упорно не замерзавшей, с некоторых пор стали появляться объёмные цветные картины. Словно какой-то Стивен Спилберг подбирал и показывал эпизоды из фильмов о прошлом. Всегда разные и всегда интересные, но почему-то неизменно связанные с беспощадными сражениями либо людей, либо животных. То средневековые битвы, то кровавые нашествия каких-то древних завоевателей, то немецкие танки… Разок, помнится, Юркан увидел отвесную стену воды, словно бы мчавшуюся на него из тихой глубины пруда, и перепугался гораздо больше, чем танков.