Кристофер Паолини - По ту сторону звезд. Книга 2 [litres]

Дверь, скользнув, открылась. Внутри оказалось помещение с рядами чего-то, похожего с виду на гигантских мокриц в узких металлических нишах.

Кира помедлила. Очередная ловушка?

– Я пойду первой, – решила она и повторила эти слова Итари.

Фалькони кивнул, и все трое, люди и инопланетянин, отступили, пропуская ее.

Кира набрала в грудь воздуха и двинулась вперед.

Как только она миновала дверной проем, ее ослепил и оглушил взрыв. Вокруг талии как будто сомкнулся стальной пояс, перерезая кожу, мышцы и кости.

Она не умерла.

Такова была первая мысль Киры. Мысль и удивление. Если медузы заминировали проход, она должна быть мертва. И там, где талия, не было боли, настоящей боли. Только давление и неприятное пощипывание и многочисленные сигналы не-боли.

От взрыва ее тело начало вращаться. Кира попыталась сделать какое-то движение – повиновались лишь шея и руки. В спину ударил град пуль и лазерных лучей. Она осторожно глянула туда, где следовало быть ногам.

Лучше бы не глядела.

Взрыв пробил полуметровый слой чужи, прикрывавший ее живот. Из отверстий тянулись длинные нити серовато-белых кишок и выплескивалась шокирующе яркими струями кровь. Инерция вращения развернула ее бедра, и Кира увидела сквозь сгустки крови белую кость – кажется, позвонок.

Чужь стремительно запихивала ее внутренности на место и запечатывала раны, но Кира знала, что от таких травм вполне можно умереть. На этот счет память Семени была вполне отчетлива: носитель «скинсьюта» может быть убит. Пока Кира вращалась, ее щит пронзил стержень полурасплавленного металла – словно копье божества.

И еще один, ближе к уязвимой сердцевине Семени. Сверкающие капли покатились по ее ногам, отскакивая от затвердевшей поверхности «скинсьюта», остывая и становясь угольно-черными.

Боли Кира не чувствовала. Но зрение померкло, и все казалось далеким, несущественным. Она не могла больше сражаться, она и думать почти не могла.

К ней устремился отряд разноформенных медуз – щупальца, когти. Захватчики. Не было времени увернуться, спастись… И тут рядом с ней оказались Фалькони, Воробей, Итари. Они открыли огонь.

«Бум!» – гранатомет Фалькони. «Тррр!» – обе пушки Воробья. «БЗЗ!» – лазеры медузы.

На миг Кира вообразила, что она спасена. Но медуз было слишком много. Они разделились на группы, прижали Воробья и Фалькони к стене, за теми металлическими нишами, Итари выдавили в дугообразный угол.

«Нет!» – мысленно вскрикнула Кира, когда все трое исчезли за стеной извивающихся тел.

А затем медузы обрушились на нее. Крупные и маленькие, с ногами и когтями и с такими конечностями, которых ей не доводилось видеть. Ее защитную оболочку начал пробивать жар, похожий на излучение солнца. Кира отбивалась, лезвия чужи убили нескольких врагов, но остальные увернулись, а потом жар остановил ее, и «скинсьют» отступил, сигнализируя о не-боли.

Она продолжала биться, хотя голова плыла от жара. Пыталась просунуть щупальца между факелами, найти мельчайшие зазоры в броне медуз. И все это время ее оглушало близковоние отвращения: все это толпище медуз источало на нее ненависть и омерзение. [[Не-форма, ложноплоть!]] – «вопили» они, коля, рубя, прожигая путь к ее плоти. Их было столько, что сама их масса мешала Кире двигаться, хотя Кроткий Клинок старался изо всех сил.

И тогда Кира сделала единственное, что ей оставалось: она добровольно уступила власть Семени и велела ему действовать самостоятельно, потому что сама она действовать не могла. Еще несколько мгновений, и она лишится сознания…

Щит, стены, извивающиеся твари померкли, обесцветились. Комната слегка накренилась перед глазами Киры. Вспышки, удары, глухие звуки. Но все это ничего не значило, словно рябь на экране монитора, скучная абстрактная картинка.

Она чувствовала, как Семя небывало расширяется, питаясь частями «Потрепанного иерофанта», выращивая новую жизнь, отрастая, расцветая, распространяясь множеством гибких черных лиан. Кира ощущала это физическое разрастание как расширение своего ментального пространства. То, что составляло ее, растягивалось по все большей площади, истончалось по воле нейронов «скинсьюта».

Лианы проникли сквозь построенный ею барьер, они продолжали расти, пока не отыскали каждый источник не-боли. Нащупывали. Проверяли на вкус. Постигали.

Она коснулась хитина и странных желеобразных мышц, она хватала и удерживала, потом выкручивала и рвала, пока все извивающиеся твари, до которых она сумела дотянуться, не перестали извиваться.

Постепенно звуки сделались громче и Вселенная вновь обрела цвет. Сначала красный – пятна крови на стенах. Потом синий – сигнализация перепада давления, мерцающая под потолком. Желтый и зеленый – ихор, смешанный с кровью.

Голова ее прояснилась, как прояснился и воздух: дым и облако маскировочного порошка и дипольных отражателей струились к трем отверстиям в переборках, самое большое размером с ее кулак. Тончайший слой черных волокон чужи покрывал почти все помещение, а сама она дрейфовала в центре, подвешенная на десятках канатов и нитей, исходивших от нее к стенам. Между узкими нишами, где болтались погибшие мокрицы, были разбросаны останки десятков медуз. Облако ихора и внутренностей, жуткая буря разодранных тел, потоки жидкости, обломки снаряжения. На глазах у Киры вытекающий поток воздуха увлек с собой крабообразную медузу, и та застряла в отверстии, запечатав его.

Это ее рук дело. Ее. Сердце отяжелело. Никогда ей не хотелось этого – причинять боль, убивать. Жизнь слишком дорого стоит. Но ситуация принудила ее к насилию, заставила превратиться в оружие. Ее и Семя.

В ушах затрещал голос Фалькони:

– Кира! Ты меня слышишь? Отпусти нас!

– А? – оглянувшись, она увидела, что Кроткий Клинок вышел за пределы этого помещения и массой волокон приклеил Фалькони, Воробья и Итари к стенам по обе стороны от обуглившегося входа. Какое облегчение! Они живы. Медузы не убили их. Кроткий Клинок не убил их. Она не убила их.

Отдав мысленную команду, Кира втянула волокна, освободив Фалькони, Воробья и Итари. Она могла контролировать любую часть Семени, сосредоточившись на ней, но, как только внимание отвлекалось, эта часть начинала двигаться и действовать по усмотрению чужи. От потока сенсорной информации и от шока, вызванного ранением, голова плыла.

– Господи! – Фалькони спешил к Кире, отбиваясь от липнувших к нему обрывков кишок.

– Господь тут, полагаю, ни при чем, – заметила Воробей.

Остановившись рядом с Кирой, Фалькони озабоченно поглядел на нее сквозь забрало:

– Ты в порядке?

– Да, я просто… я… – Невольно она поглядела на себя: что там, ниже пояса.