Алексей Поганец - Дикий [litres]

Вот и в это утро проснулся я за несколько секунд до подъема, обнимая теплое тело и рукой сжимая упругую грудь. Остроухая пошла ва-банк. И ведь получилось бы если бы не…

– Рота, подъем!

Я, перелетев через Остроухую, влетел в комбинезон и кубарем слетел по лесенке, забыл, что бот в кузове. Ладно, опять надулись подушки безопасности вокруг головы, иначе шею бы свернул.

– Не о том думаешь, курсант. Как тебя быстро из себя женские прелести выводят. Усиленная тренировка на повышенной скорости! А если бы ты себе шею сломал? А ну, бегом марш.

Аграфка уже давно со мной по утрам не бегала, являлась только на водные процедуры. Сегодня сенсей был особенно злым. Я бежал, хрипя как лошадь. Вот и водные процедуры. Даже прелести Остроухой сегодня мимо сознания прошли. Надел комбез, завалился на спину на песок отдышаться. Остроухая запрыгнула на меня сверху, и подвигала задом:

– Попался?

– Давай так. Если потом с тобой встретимся, то я буду весь твой. А сейчас как-то вынужденно получается, что ли, не хочу так. Давай, если осознанно потом согласишься, то я обещаю тебя удивить.

– Ну смотри, ловлю на слове, – сказала она, слезая с меня и ударяя рукой по натянутому, как барабан, комбинезону. Я согнулся пополам.

– Это за что?

– Считай местью.

Позавтракав, решили идти навстречу экспедиции пешком. Случай чего, вернемся за хабаром. А если идти сразу караваном или лететь на платформе, было откровенно страшно, как бы нас артобстрелом не накрыло. Вот дошли до гряды холмов, за которые ни разу не ходили. Обернулись на свое поле чудес. Аж слезы наворачиваются. Но ничего, мы сюда еще вернемся. Вот только порознь или вместе? Вернуться пришлось немного быстрее.

Пройдя полдня после холмов, я вдруг остановился. Забытое чувство лабиринта. Ловушка! Я, не задумываясь, дернул левой рукой Остроухую за воротник так, что она улетела назад на пару метров и явно сильно приложилась спиной о камни. Сам, одновременно приседая и выхватывая игольник, разворачивался направо. Над головой пошел зазубренный штырь толщиной в руку. Справа, куда я целился, не видя еще никого, вылетая из-под земли, появился паук, размером с небольшого бычка. Благодаря ночным тренировкам я знал, что это арахнид и что мой игольник не пробьет панцирь. И я короткими очередями отстреливал конечности в сочленениях. Три коротких очереди, три лапы повисли. Разворачиваюсь налево. Еще один. Чуть отхожу, иначе не успею. Очередь. Очередь мимо. Еще. Есть, замедлился. Теперь правого, еще одну конечность, снова левого. Вон еще один, но пока далеко. Там еще вдалеке бегут. Разворачиваюсь, хватаю Остроухую на плечо, и деру. Деру!

– Отпусти меня, я сама. Да отпусти же.

Я даже не понял, что она мне кричит. Остановился, поставил ее на ноги и придал ускорение ладонью по пятой точке, сам дал очередь по ногам первого. Тот кувыркнулся, создав кучу-малу. Еще полоснув сверху, кому что достанется, разворачиваюсь – и догонять Остроухую. Во время бега сменить обойму. Хоть не пустая, но лучше заранее. Тут Остроухая геройствовать начала, достала свой игольник и начала долго выцеливать.

– Беги, дур-ра, – заорал что есть мочи.

Оборачиваюсь. Двое отстают. Одному я лапу перебил, другому либо я когда поверх полоснул, либо все-таки аграфка попала. Осталось трое. На секунду замер, прицелился. Есть, споткнулся. Другому. Удачно попал, через голову перелетел. Почти одновременно еще один споткнулся. Ага, значит, Остроухая постаралась. Сейчас бежать нельзя, и на семи ногах догонят. Вон, задние разгоняются. Выстрел, выстрел, еще один. Аграфка очередь дала. Еще у одного лапа повисла. Все, все, бежать, а то сейчас подкрепление подтянется. Разворачиваюсь, толкаю Остроухою. Деру, деру.

На тренировках я бегал вокруг Остроухой, сейчас же я бежал за ней и не мог ее догнать. Пятки сверкали только на раз. Обернулся, двое кандыляют за нами, но отстают. Это хорошо! Вот и аграфка начала выдыхаться. А это плохо, беру ее на буксир за руку.

– Давай, давай, родная! Нельзя останавливаться.

Аграфка не могла ответить, задыхалась. По-хорошему, нужно тех двоих отстрелить, иначе за нами остальных приведут. Тут вдалеке послышалась канонада. Обернулся. Пауки остановились и захромали назад.

– Фух, – выдохнул я, останавливая аграфку, переходя на шаг. – Передохни. Эти-то здесь откуда взялись?

– Улей разбили… Остатки роя… Без матки… В спячку… – задыхаясь, начала говорить она, отстегивая флягу.

– Куда? Нельзя пить, отдышись, – перехватывая флягу, сказал я. – Пойдем-ка, лучше следы запутаем, – сказал я, сворачивая к желтой агрозоне.

– Нельзя туда… Стой!

– Да пошли уже. Мне можно, мне аборигены метку идентификации поставили.

– И ты молчал? Деда тут уже давно бы был.

– Не был, всех я бы не провел, так как большинство чужие, а не свои, вдруг меня в плен взяли. А если бы после моего посещения пара кораблей заглохли, то метка слетела бы. А они заглохли бы, иначе их из строя не вывести, как взорвать искин. Так что ты говорила про пауков-то?

– Говорю, частенько, когда корабль или матку арахноидов уничтожают, остатки роя в спячку впадают. Корабли у них из астероидов сделанные. Вот мог кусок или целый сюда упасть.

– А с чего ты взяла, что матку уничтожили?

– Так если бы не уничтожили, тут от этой планеты кусок камня бы остался. Был бы гигантский улей. А так они частенько, ну, не часто, но попадаются. Размножиться не могут и кормить им некого, вот в спячку и впадают. К новой королеве их все равно не примут, но на корм своим сородичам сгодятся. А тут либо мы ракетой фейерверк устроили, либо деда там с канонадой. Вот и проснулись. Надо деду предупредить. Уничтожаются они легко, специальную смесь газов им в норы закачивают, а потом вакуумным взрывом. Без матки они глупые, норы простые роют. Вот если бы матка живая была, просто так их из норы не выкуришь.

Тут пришло сообщение на подтверждение идентификатора, подтвердили, дал статус парламентера Остроухой. Пошли, обыскали фрегат. Я, кажется, начал их различать. Корвет от фрегата почти ничем не отличался. Ну, как правило, фрегат чуть больше, но не всегда. Корвет был охотником, у него вооружение было заточено на нападение. В основном это те или иные пушки и пара торпед. Фрегат же, наоборот, был больше защитником. У него были те же пушки, но уже были шахты с ракетами. А главное, уже было противоистребительное и противоракетное вооружение. Корвет же против истребителей был полный ноль. Фрегат же мог побороться. Кто победит, фрегат или корвет, еще неизвестно. Но вот что на караван будут нападать корветы, а конвоировать его фрегаты, это однозначно. Эсминец и крейсер – это соответственно большой фрегат и большой корвет. Только оба на борту несли малую авиацию. Также эсминец имел радиоэлектронную борьбу, а крейсер имел более мощную броню и щиты. Тут тоже паритет. Но крейсер имел преимущество в нападении, а эсминец в обороне. Ну и последние корабли-гиганты, стоящие особняком, это авианосцы и линкоры. Скорее, оба заточены под нападение. Линкор имел очень дальнобойную артиллерию. Просто издалека мог расстрелять крейсер, и толстенную броню, и щиты, чтобы перестреливаться с орбитальными крепостями. А авианосец нес на себе не только сотни истребителей, но пару фрегатов и с десяток корветов. Главным его преимуществом был выход из прыжка. Если эскадра выходила по одному и в разных местах, то этот выныривал со своей эскадрой сразу. Откуда я это знал? Не знаю. Возможно, база по самообороне насыщеннее, чем я думал.