Алексей Штейн - Грудь в крестах

…А вот и все. Уходит от нас едва десяток рейтар. Отскакав метров на сто, карабины тянут. Щаз. Мы уже магазины набили, я тоже винтовку уже поднял, зарядил. На край телеги опираю и даже не командую — залпом и так почти разом грохнули. Минус два, за остановку в неположенном месте, лишение прав на управление лошадью — навечно. Остальные дают по газам, вслед выстрелы бесполезные летят. Ушли. Тут с тыла по нас какой-то оптимист, у кого лошади выбило на дороге — давай пулять. Разворачиваемся, критикуем — дурачка, что с полусотни метров с колена стоя бил — насовсем, еще пара, которые поумнее, и из-за тушек лошадей стреляли — просто осознают несостоятельность и утихают. И мозги у них правильно срабатывают — ползком уходят, а потом видим, как к городу бегут с с пару десятков, кое-кто хромает, кого-то под руку подхватив тащат. Стрелять запрещаю — не их, патроны жаль. Все одно промажем. Ну, кажись, отбились…

Грустно, девушки. «Еще утром перед ним строился батальон, привычно кричащий „Банзай!“»… От усиленного штрафного взвода осталось одиннадцать человек. Двенадцатый я. Еще один обозник, Бирэ, везучий паренек. И один музыкант. Остальные — всё. И Перек тоже, жалко. По ним, по ненавистным баронским мундирам, рейтары в первую очередь и садили, а штрафники напоследок шли. Вот и выбили. А эти в тыл смотрели — вот им и не досталось. Раненых двое еще, но их не считаю — не жильцы. Приказал положить в тень — пусть помрут спокойно. Остальные или с царапинами, или насмерть уже. Стрелять эти суки умеют. Итак — четырнадцать нас. Зато ружей и патронов — завались. Да еще и трофеи…

Чортовы рейтары, чтобы им на том свету обосраться на версту… Приказал собрать со всех все, с тех, что рядом лежат. А лежат много. Двенадцать рыл, молодые и в годах, всякие. И на-жаль — ни одного легкого раненного. Несколько в бессознанке — приказал штыками добить. Остальные и так наглухо. Оно и понятно — еще пока все крутилось, достреливали всякого, кто шевелился, да и кто не шевелился — тоже. на всякий случай. А кто подальше лежит — того счастье — или уже уполз-убежал, или отлежится. Или помрет. Не наше дело. Наше дало другое. Вот, например — трофеи. Легкие удобные карабины — у меня такой у Айли лежит. Подумав, выбросил свой винтарь — мне пофиг, я не штрафник. А этот карабин, надеюсь, пристрелян хорошо. Усатый дядька, тот самый, которого я в спину завалил — выглядел серьезно — у такого карабин наверняка в порядке. И смотрится солидно — граненый ствол, аж с синевой — видать, спецзаказ, рейтарам вроде такое можно, если под штатный патрон. Беру. Жаль, штык не приспособить штатный. Не предусмотрено видать, рейтарам штыка — ну да, и понятно — не драгуны, поди, а для ближнего боя сабля есть. Жаль, что нет штыка. Но беру. Штык позаимствовал у одного из музыкантов — в качестве ножа сойдет, по виду — стандартный коротыш к маузеру, эрзац, повидал я таких в той жизни, модный аксессуар в определенных кругах. Остальные косятся, но свои винтовки не бросают — Бирэ вообще в прострации, как он вообще не сошел с ума на войне здешней, музыкант, похоже, вполне доволен своей короткой винтовкой, а штрафникам не положено. Револьверы. Те самые, рейтарские. Дюжина. Длинный ствол — сантиметров тридцать. На что такой? Пять зарядов, рукоять удобная, шпора под скобой… самовзвод, шомпол сбоку… все как армейский и калибр тот же, только барабан длинный… Ага! Вот оно что. Патроны длинные, как четырестодесятый охотничий — и в патронташе — так и есть — кроме пулевых обычных еще пять — с картечью. В упор с седла, да и не очень в упор — самое то. Прикинул — картечины три-четыре, девятимиллиметровых, похоже. Для них-то длинный ствол и нужен. Ну, да, ясно, чего они такие меткие. Хотя и меткие тоже. Осмотрел наших, почти все — в голову. Стрелять умеют, суки. Ну, и я, лошара, конечно. Будет мне наука, ребят жаль вот только… Еще револьверы — всего два. Обычные, армейские, очень даже ничего. Видать, командиры. Так, приберем — шесть зарядов, четырехлинейный длинный патрон… Затребовал сбрую с этих — жаль, никаких полевых сумок, и вообще бумаг на них всех не нашлось, хоть и заставил всех осмотреть, перемазавшись. И на лошадках ничего нет толком, только фляги с водой — и то хорошо. Налегке шли. На портупеях — патронташи поясные, для револьверов, и по два подсумка на лямках — винтовочные. Что порадовало — все в обоймах. Тут же приказал всем, не морщась, облачиться в сбрую эту, и сам нацепил, отдав кому-то рейтарский револьвер — не по мне эта глупость. Оставил армейский, он мне нравится. Баланс хороший, в целом приятно сидит в руке. Будет мой. Больше ничего толком взять с рейтар и не вышло — сабли мне их не понравились — дурацкие, и гарда с дужкой, и изгиб сабельный, не как у шашки, крутоват. Рубить можно, резать — не получается. Я такой не умею. Остальные тоже отказались. Плетки, чтоб лошадей подгонять — нам без надобности, а больше, повторюсь, и нет ничего.

Тут пришлось нам прерваться — из города выезжать стали снова всадники. Чорт их поймет — атаковать хотели, или разведать — неясно. Те, что проскочили нас — они по большой дуге обойдя в город ушли, да и добежали безлошадные. Решили, может, реванш взять.

Да только я тут же скомандовал с прицела тыщапятьсот шагов бить залпами. И то ли мы и впрямь кого зацепили сдуряка, то ли просто очень уж обескуражила их неудачная атака, да еще и с таким непонятным результатом — огонь-то мы дали плотный, словно бы и без потерь почти — но тут же оне ретировались. Мы уж все обтрофеились, и даже бруствер из тушек лошадей и рейтар соорудили эдакий, а тут с городка, с обиды видно, давай по нам пулять. Надо сказать — жидко и неубедительно. Глянул я на нашего музыканта и спрашиваю:

— А что, Армстронг ты наш — тот озадачено смотрит. Но пояснять ему я не стал — Могешь ты дунуть в свою дудку? Что-нить эдакое, бравое?

— Как… вашбродь…? — смотрит, как на идиота, да еще испуганно. Приходится тряхнуть за ворот.

— В себя пришел, ну! Приказ не ясен?! Выпалнять!

— Есть! — все же армия — это не только бодрое слово, но и очень быстрое дело…

Крепкий паренек оказался. Час почти дудел, всякое и разное и какие-то «Бравы-ребятушки» и марши и даже плясовое что-то. Потом передохнуть попросил и попить, что я конечно и разрешил. Хватит концерта без заявок, тем более, что в городке, похоже, это произвело впечатление. Никто не совался. Все ж — у баронских — репутация. А нам того и надо, нам бы до темноты просидеть. Нет, не из-за приказа покойного (надеюсь) лейтенанта. А просто потому, что ночью уйти нам проще, по-вдаль и до леса, а там — в гору, к перевалу. Уж там-то точно наши. С тылу никого не нарисовалось — то ли возятся с тем, что там осталось то ли еще как, хотя и боялся я, что те конники, что нас пасли к нам нагрянут. Или это они в город и пришли вперед нас? Непонятно.