Алексей Штейн - Что такое повезло, и как с этим бороться

Строй солдат сиял медными кирасами, словно выставка самоваров. Усатые шотландские кирасиры в пожарных шлемах с перьями, плиссированных килтах и красных сапогах до колен, на огромных каблуках. Барон Верген, которого я до того видел только на картинке в газете, такой же черно-бежевый как и там, зычно крикнул, подняв руку:

— Смиии-иии-рна! На каррр-а-уууу-л!

Кирасиры синхронно выметнули из ножен огромные фаллоимитаторы с начищенными до блеска чашками гард, и вскинули их на плечо. Шеренги замерли в тишине.

— Награждается…. Перед строем… Механик-водитель бронетранспортера штабного взвода… ефрейтор Кирьябабаев Рамсул Хабибуллаевич!…За проявленные…. выдержку и спокойствие… в столкновении с многократно аморально превосходящим противником… ефрейтор Кирьябабаев…. мужественно сдерживавший либидо три часа кряду…. до последней капли… награждается… Орденом Святого Зигмунда Первой Степени!

— Урррра!!! — разносится в тишине над плацем. Выносят огромный медаль размером со столовую тарелку — золото, сапфиры, в центре медальона барельеф — Самсон, завязывающий тройным узлом писающую змею. Орден вешают на шею стоящему навытяжку Кырбабаю, который так и стоит, как его убило — с прилипшим на губах окурком, в черном от кровищи бушлате и разорванном валенке. Рамик виновато улыбается, машет рукой и уходит куда-то в туман. А Верген все не унимается:

Орррррденом Святого… Либидоборца Анатолия… Предпоследней степени… награждается… За проявленную смекалку, и за то, что проявил себя последним мудаком… рядовой штрафной роты Йохан, мать его, с севера!

— Уррраааа!!!! — снова разносится над плацем, а ко мне несут орден — размером примерно с крышку люка, тоже весь в серебре и золоте, но в медальоне уже конная статуя святого Георгия, поражающего свои копьем трех девственниц сразу по очереди. Я хочу было возразить Барону — мол, я давно уж не рядовой и вообще его приказом и уволен, но Верген, вдруг выросши ростом и приобретя черты моего первого сержанта, орет:

— А мине похер, чуешь, ни? Тому шо ти — мудак! Зрозумив? Усе, ща тоби пызда! — и, вырвав у ближайшего кирасира его орудие имитации воспроизводства, широченно замахивается, намереваясь треснуть мне этим хером в лоб.

— Ай, бляяяяя!!!!! — только я и успел заорать.

И, наконец, проснулся.

…Все же, видно, прогулка по ночному городу и встреча с лихими людьми хорошо подействовала — адреналин как-то нейтрализовал алкоголь, и последствий попойки почти не было. Что странно для того состояния, в каком я вчера был в разгар веселья. Понапрягал память, но так и не вспомнил, что было в промежутках воспоминаний. Потому после символического завтрака — таки решил 'жити по-новому' — сделал зарядку, и хотел вовсе к водным процедурам приступить, да, пока с колодца воду набирал, с непривычки ушиб локоть о не колотые дровы, сложенные под навесом, аккурат нервом, как положено. Помянув ту сволочь, что посрать пошла, раз меня вспомнила, со злости продолжил зарядку, уже со спортивным снарядом 'топор-колун', с хэканьем и уханьем расхреначивая без излишних усилий какие-то старые брусья и доски — тут дрова с моря в основном. Но хоть колется и легко, а все ж приятно. Да и полезно. Но — тут эта вылезла. Встала на крылечке, оперлась на столб, и так смотрит. Ну, бабы так умеют смотреть, когда мужик работает. Эдак не то оценивающе не то с гордостью. Это они умеют. Природой поди заложено. Ну, а я… не, ну наверное, тоже — природой. Когда практически любая баба, пусть и трижды чужая, так вот смотрит — ну любой нормальный мужик в обычной ситуации и грудь колесом выгнет, и мышцой игранет, а уж дрова колоть… Даром что я в солдатских портках только, босой да по пояс голый — только ж лучше… В общем, я даже не заметил, как весь запас переколол и молодецки сложил в поленницу. После чего, с урчанием и завыванием уэлльсовского марсианина облился колодезной водой, растер ее ладонями по телу и стал сохнуть — не холодно даже пока. Ну, все это, естественно, старательно не замечая её. Мол, это я так, для себя..

— Йохан, а можно задать тебе вопрос?

— Да легко! — настроение-то у меня хорошее, чому бы ни?

— Ты не любишь женщин?

— Ну… — я сосчитал до десяти и рявкнул — Почему собака не кормлена?!

— А он опять пришел сытый, снова, наверное, кролика поймал — и как назло эта мохнатая скотина переворачивается на другой бок, показывая весьма набитое пузо.

— Наплевать на него! Порядок должен быть! — ору на неё я, а она даже не дернулась, только смотрит как-то эдак вот… Ну, плюнул я, и пошел было в дом, думая про себя, что барон Верген, конечно, сволочь, но что-то такое он знает…

А эта зараза в ответ лыбится, и так что-то мне вдруг захотелось ее наказать… В общем, я уже начал было двигаться к крылечку, прикидывая, как ее поудобнее сграбастать, да в спальню уволочь… Нет, ну что ж такое-то!

Стук в ворота, собакен тут же вспоминает, что он сторож и начинает с ревом и подвыванием орать на всю округу, тут же добиваясь отзыва соседских собак. Сам, при этом, даже не встал на лапы — так лежа и брешет, кося на меня глазом — мол, ты дома, ты с врагами и разбирайся, а я свою службу исполнил. Правильный пес, весь в хозяина.

— Доброго и вам здоровьичка, почтенный Сэм — приветствую я в ответ участкового. Вот же принесло ни свет ни заря в пол-одиннадцатого утра — Жив, как видите, и даже уже практически бодр…

— Да уж, не ожидал — ответствует мне полицейский — Уж не думал-то, после вчерашнего, да еще, узнал, ночью Вас видели, так и забеспокоился — места у нас тут иногда бывают… неприветливые…

— Так да, знаете ли… Угораздило как раз вчера нарваться на каких-то, шалопаев — вона, трофей — киваю ему на воткнутый с ночи в столб навеса тесак. Краем глаза вижу — эта чего-то в лице аж переменилась, видать до того не заметила ножик, а сейчас перепугалась что ли? — Дрянной, конечно, живопыр, но авось на что сгодится…

— А ну-ка — живо подкатывается к навесу полицай — Ага… Эге… Ну, точно, все сходится… Вика-Толстяка нож. Как мне и говорили…

— А? — на всякий случай уточняю, прикидывая варианты подлянок по привычке — а чего еще от мента ждать-то? Впрочем, авось отмажусь, тут с такими делами попроще — Я ж говорю, обронил один из этих… Я и прибрал.

— Обронил, после того, как ему кто-то в пузо пулю всадил — так мне известно стало — спокойно щурясь, мент излагает — Я-то, признаться, на Вас и не подумал, хотя ведь — говорили же Вы про револьвер…

— Я? Говорил? — аж даже от непонятки я даже забыл, что только-что хотел у мента уточнить — Когда же это? Я, вроде как…

— Так как же — уже совсем хитро щурится ментяра — Ну, Вы, стало быть, как покинули почтеннейшее заведение 'Якорь и бочка', так и изволили на улице присесть и задремать…