Константин Калбазов - Боярин [litres]

На улицах множество автомобилей. В столице их значительно больше, чем в провинции. Они даже всерьез начали подвигать извечных извозчиков, на смену которым приходили более привычные Измайлову таксисты. Правда, шашечек на авто не наблюдается. Отличить их можно по ярко-желтой окраске, определенной указом царя. Никто другой и не подумает выкрашивать своего стального коня в подобный цвет.

Кстати, из-за обилия автотранспорта и трамваев на паровой тяге практически на всех фасадах домов присутствуют разводы копоти. Она неизменно осаживается на них, источаемая множеством труб, а затем смывается дождями. Так что перекрашивать дома приходится ежегодно.

На улицах множество прохожих. И в их одежде в основном присутствуют темные тона. Просто так практичней ввиду все той же вездесущей копоти. В провинции из-за небольшого количества транспорта эта проблема пока еще не столь актуальна. Но здесь… Борис не удивится, если вскорости дело дойдет до пробок. Во всяком случае, он слышал, что прорабатывается общий свод правил дорожного движения.

Извозчик придержал лошадей, разъезжаясь с дорожными рабочими, укладывавшими асфальт прямо на булыжную мостовую. А потому характер цокота подков вскоре изменился. Стал не таким звонким. А еще исчез перестук колес по булыжникам и пролетку перестало трясти, она покатила мягко и плавно.

В Бразилии Борис, конечно, заработал изрядно, но это, так сказать, разовая сделка. Если делать ставку лишь на наемничество, то придется рыскать по морям-океанам в поисках очередной свары. У Измайлова же хватало предприятий, которые приносили вроде и понемногу, но стабильно. Вот и асфальт – это из активов, рассчитанных на долгую перспективу. Даже сейчас он приносит уже изрядно, хотя и не миллионы. Но процесс ведь только в самом начале.

– Э-э. Полторы тысячи рублей как стартовая цена – это несколько дороговато, – растерянно произнес владелец галереи.

– Увы, Станислав Ильич, но дешевле никак нельзя.

– Но вы не продадите их по такой цене, – вглядываясь в картину, которую привез Борис, возразил владелец галереи.

– И что с того? Я не стеснен в средствах. Если московские ценители живописи не способны заплатить такую цену, то пусть тогда просто посмотрят и повозмущаются. Я найду кому их продать. Причем по цене не ниже озвученной, а скорее даже выше. И я знаю, о чем говорю.

– Хм. Я слышал об ажиотаже вокруг РБП, известного как Некто. Но, надеюсь, вы не станете развеивать налет таинственности?

– Разумеется, нет. Как показывает практика, это повышает продажи. Хотя не думаю, что у меня получится долго оставаться инкогнито. Репортеры так и рыскают в поисках сенсации.

– Ох уж мне эти репортеры! При грамотной постановке вопроса польза от них несомненна, но они же могут обеспечить и серьезную головную боль. Как только с вас спадет полог таинственности, цены на картины серьезно просядут.

– Возможно. Но пока он еще держится.

– Присылайте картины. Я все подготовлю. А уже послезавтра утренние газеты возвестят о прибытии в Москву таинственного Некто. Жаль только, что картин не так много, как хотелось бы. С последнего вашего вернисажа прошел уже большой срок.

– Увы. Но у меня было не так много свободного времени.

– Да, да, в газетах писали о том, как русский мичман изменил ход гражданской войны в Бразилии.

– Не верьте. Репортеры врут.

– Врут, конечно. Но кое-что в их писанине все же правда. Потомственный дворянин Москаленко-Измайлов принимал самое активное участие в этом противостоянии, и на его счету несколько потопленных и захваченных кораблей. К чему вам это, при вашем-то даре?

– Писать картины мне нравится. Но они все же не будоражат кровь настолько, чтобы огонь побежал по жилам. Опять же без ложной скромности должен заметить, что энергетика моих полотен происходит именно от личного опыта и переживаний.

– Трудно вам возразить. А еще это способствует сохранению инкогнито. Ибо мне известен только один художник, который лично отправляется на войну, дабы проникнуться ее духом. Я бы сказал, пропитаться. И излить на полотно всю грязь и боль войны.

– Вы о Верещагине?

– Именно. Но у вас все иначе. Если его картины призваны, скорее, оттолкнуть молодые горячие головы от желания окунуться в гущу сражения, то ваши, наоборот, еще больше их разгорячат.

– Ну так и отношение к войне у нас с Василием Васильевичем разное. Я без ветра в лицо, опасности и грохота орудийных залпов попросту закисну. Скучно.

– Ох, молодость, молодость. Итак, я жду ваши картины.

– Их доставят уже к вечеру. А вот насчет вернисажа… Дату придется оговорить дополнительно.

– Отчего так?

– Дело в том, что в столице я не своей волей. Меня вызвали в управление Добровольного флота. Я вроде как и сам по себе, но в то же время на службе, – не стал откровенничать Борис.

– Понимаю. Что же, картины в любом случае присылайте. А с датой определимся дополнительно. И если у меня в запасе будет хотя бы неделя, то мы сумеем подготовить для работ достойные рамы, а не то, что можно сделать на скорую руку.

– А вот тут я ни в чем не уверен. Мне неизвестно, сколько продлится мое пребывание в столице. Служба, – разведя руками, ответил Борис.

– Ну что же. В таком случае определяйтесь, а там уж будем действовать сообразно обстоятельствам.

Простившись с владельцем галереи, Борис направился прямиком в канцелярию его величества. Вопросы с отчислением десятины опыта и налогов он решил сразу же по возвращении в Россию. Благо конторы Добровольного флота имелись в каждом княжестве. А тянуть с этим вопросом ему не хотелось категорически. Это же такую прорву опыта и денег нужно отдать одвременно, что жаба тоскливо выла в уголке. И чем дольше откладывать, тем больнее потом будет расставаться с кровно заработанным.

Измайлов полагал, что на территорию Кремля будет попасть сложно. Все же резиденция царя! Не шутка! На деле же все оказалось очень просто. Разве только Ганину туда ходу не было. Но это не только здесь. Яков уже к этому привык, чего не сказать о Борисе, который все больше почитал его не за телохранителя, а за близкого человека в одном ряду с Рыченковым, Носовым и Травкиным.

У ворот Спасской башни имелся контрольно-пропускной пункт. Измайлов сообщил, что вызван в канцелярию его величества. Гвардейский унтер выслушал его, после чего сверился со списками. Удовлетворенно кивнул и отдал команду матросу, сидевшему за столом в сторонке, выписать соответствующий пропуск.

Впрочем, быть может, все и не так просто, как кажется на первый взгляд. Во всяком случае, Суть унтера Измайлов не рассмотрел. А значит, он как минимум характерник третьей ступени с более высоким уровнем общего развития. При таких показателях – и всего лишь унтер? Впрочем, это гвардия. Тут все не как у людей.