Роберт Маккаммон - Граница [litres]

Никки на минуту уставилась в пространство, и Этан терпеливо ждал продолжения.

– Иногда, – снова заговорила Никки, – сестра мне снится. Всегда такая хорошенькая, улыбается и счастлива… никогда не вижу ее обожженной или израненной… И она говорит: «Никкитеночек, ты же можешь удрать от всего этого. Ты же не из тех, кто так просто опускает руки и сдается, так что пойди к Оливии и скажи ей про те таблетки снотворного, которые ты нашла после того, как скончались мистер и миссис Эстевез. И еще скажи про ножик, у которого лезвие с зубчиками, он лежит в нижнем ящике твоего комода, под красным одеялом». А я в ответ: «Чего раскомандовалась, я знаю, что тебе всегда это нравилось, я тебе не рабыня». А она смотрит на меня, улыбается своей широкой, царственной улыбочкой и говорит: «Закрой рот, ведь ты последняя в нашем роду… в роду Стэнвиков, который с тысяча семьсот тридцать третьего года живет на Уэствью-авеню, и наш папа всегда говорил, что в нашем роду не должно быть трусов и слабаков. Так что, – говорит она, – ищи свой путь». И я до сих пор не понимала, что она хотела этим сказать.

Этан молчал. Он не позволил себе заглядывать в ее мысли, но и без того догадался, к чему она клонит.

– Если у человека не осталось надежды, – сказала она, – он умирает. Сначала внутри, в душе. Если он не находит своего пути, ему конец.

Она в упор смотрела на него своим карим глазом с шоколадным оттенком.

– Этан, я не хочу оставаться здесь и ждать смерти. Если я что-то делаю, я всегда пытаюсь найти свой путь. Я знаю, что тебе надо добраться до этой горы в штате Юта. И понимаю, что это для тебя очень важно.

Она помолчала, наверное внутренне готовясь к тому, что он ей откажет.

– Можно, я тоже поеду с тобой?

– Конечно. Я даже хочу, чтобы ты поехала со мной, – без колебаний ответил он.

– Правда? В самом деле? – задыхаясь, проговорила она. – Я понимаю, что это очень опасно, но…

– Сейчас опасно везде, – напомнил он ей. – Пока все это продолжается, на земле безопасных мест нет.

Никки кивнула.

– А тебе известно, что там такое, на этой горе?

– Нет. И вряд ли узнаю, пока мы не доберемся. Там сразу все откроется.

«Сразу все откроется?» Он вдруг понял, что и характер его мышления меняется тоже, и манера говорить… В его возрасте так не думают и не говорят… это какая-то чужая манера и мыслить, и выражать свои мысли вслух, и она проявляется все отчетливее.

– Наверное, скоро я стану совсем другим, – сказал он, слегка усмехнувшись. – Впрочем, я и так уже не такой, как все. Но возможно, я перестану быть Этаном Гейнсом. Эта сторона моей личности отпадет… или просто уснет, я и сам не знаю. Но я тоже не хочу, чтобы ты сидела здесь и ждала смерти. Твоя сестра права. Нам надо найти свой путь, поэтому… я очень рад, что ты хочешь поехать с нами.

Он указал на миску с супом:

– А сейчас лучше поешь, пока у нас есть возможность.

– Спасибо, да, я поем.

Этан очень устал, ему просто необходимо было где-нибудь приткнуться и отдохнуть. Битва с пауками и сайферскими солдатами совершенно вымотала его. Но теперь в его организме действовал механизм, который всегда оставался настороже и, если горгоны или сайферы окажутся поблизости, предупредит его об опасности. В данный момент он чувствовал, что их поблизости нет. Он едва дотащился до своего спального мешка, отнес его в пустую кладовку, расстелил на полу и через несколько минут уже спал.

Но было в его организме нечто, продолжающее бодрствовать, не нуждающееся ни в покое, ни в отдыхе в этом мире страданий. «Это мой мир», – услышал Этан три слова, прозвучавшие где-то в глубинах его существа.

Внутренним взором Этан увидел серый ландшафт пересеченной местности, усеянной валунами и изрезанной глубокими расселинами. Небо здесь было молочно-белое, пронизываемое яркими пурпурными молниями, и сквозь вихри виднелась огромная, закутанная густой облачностью планета; ее опоясывали три мерцающих кольца, состоящие из каких-то обломков и пыли. Этану привиделось, будто он стоит на вершине горы, обдуваемой яростным, сухим и соленым ветром, который дул ему прямо в лицо; глядя с этой горы на раскинувшуюся перед ним широкую долину, он увидел громадный серебристый обелиск, тонкий, высотой в несколько тысяч футов, с медленно и беззвучно вращающимся шпилем. Он догадался, что это сооружение представляет собой своего рода сторожевую башню или даже маяк, посылающий в пространство не световые лучи, а энергию, содержащую информацию, которая выше его понимания. Эта промежуточная станция также принимала информацию, и Этан сам не знал, почему он подумал об этой башне как о промежуточной станции между мирами или лежащими в разных измерениях пространствами, но почему-то был уверен, что точно такие же башни есть и на других планетах. Место выглядело необитаемым. Мальчика поразило ощущение сиротливости и заброшенности того, что открылось перед его внутренним взором, и он понял, что местный хранитель – древнее существо, которое либо было избрано, либо само решило отказаться от другой жизни ради служения, которое оно избрало. Это было подобно обоюдоострому мечу: с одной стороны, быть воином этого служения почетно, с другой – исполнять свои обязанности здесь предстояло всю жизнь. Время здесь отличалось от земного, и жизнь управлялась не земными законами. Обладает ли существо, принимающее мальчика здесь в качестве гостя, физическим телом или нет, Этан не знал. Оно могло представлять собой сгусток чистой энергии и разума, и хотя узнать его происхождение и природу не было возможности – Этан не сомневался, что это существо обладает двумя атрибутами, которые сближают его с существами человеческого рода: милосердием и чувством справедливости. Эти два присущих ему качества руководили его поступками, были его движущей силой, как и врожденное любопытство ко всему, что происходит в мироздании, которое высшими силами даже ему не было дано до конца понимать.

Шпиль продолжал вращаться. Ветер не стихал, молния время от времени прочерчивала млечное небо, но картина перед ним начинала постепенно бледнеть. Когда образ иного мира полностью исчез, Этан погрузился в глубокий, лишенный сновидений сон, но чуждое существо, живущее в нем, продолжало молча и неутомимо бодрствовать, поскольку иначе существовать оно не могло.

– Это действительно необходимо? – спросил Джефферсон Джерико, когда Дейв Маккейн защелкнул на его руках черные пластиковые наручники, фактически связав ему обе руки.

Дейв не ответил. Молча втолкнул Джефферсона вверх по ступенькам в автобус, пожелав ублюдку брякнуться на пол и сломать себе клюв.

Ханна Граймс уже сидела за баранкой. Она решила, что доведет автобус до места назначения в штате Юта и вообще больше никогда в жизни за баранку не сядет, просто сейчас в ее календаре никаких иных общественно важных мероприятий не значилось, а Дейв сумел убедить ее в том, что эта поездка – мероприятие очень важное. Так что на свой страх и риск она решила поучаствовать в деле, поскольку ей казалось, что на первом же крутом повороте Дейв обязательно свалит автобус в придорожную канаву.