Роберт Маккаммон - Граница [litres]

– Оливия тоже права, – последовал отклик. – Всего я действительно не знаю и способен допускать ошибки. Я знаю, что на этой горе… вернее, в этой горе находится нечто весьма для вас важное, но что это такое – мне неизвестно. Мне также неизвестно, почему это имеет для вас столь жизненное значение. Но мне известно, что это действительно так.

– Ты говоришь, в горе? – задал вопрос Джефферсон. – Как это?

– Именно так, как я сказал. Нечто, что находится внутри горы. Вы все узнаете, когда доберетесь.

Миротворец обратил глаза – один синий, другой серебристый – к Джону Дугласу.

– Мне очень жаль, Джей-Ди, – сказал он с глубокой печалью в голосе. – Я не могу предотвратить то, что с тобой должно случиться.

Доктор кивнул. Грянул раскат грома, и с такой силой, что автобус задрожал от этого низкого рокота. Дождь продолжал поливать крышу и хлестать в окна. Чувствуя, как усугубляется его состояние, Джей-Ди понял – он не сомневался, что то же самое поняли и Оливия с Дейвом, – что уже к утру он будет страдать от мучительных болей, вызванных прогрессирующими изменениями в костном составе и всей телесной структуре его организма. Потом изменения пойдут быстрее, все человеческое в организме будет побеждено, патологические перемены возьмут свое, строение тела исказится до неузнаваемости, и человек превратится в отвратительное чудовище. Все это произойдет за два, самое большее за три дня, проведенные в страшных мучениях. Джей-Ди сам наблюдал такое превращение в Пантер-Ридже, в первый раз это была двенадцатилетняя девочка; и когда у нее стала отрастать еще одна голова, отец просто пристрелил ее. Для себя он такой участи не потерпит. Пришло время прогуляться под дождем.

– Черт побери!.. – тихо сказал он.

Он прошел через столько испытаний – впрочем, и все остальные, конечно, – и сейчас чувствовал себя обманутым: неужели он так и не сможет своими глазами увидеть, что скрывает для миротворца Белая Обитель? Можно, конечно, подождать, пока он еще не совсем потерял человеческий облик… но нет, сейчас, пока он еще способен ходить как человек… то есть ковылять как человек… он должен выйти из автобуса и… отправиться к Деборе.

– Меняю «беретту» на гранату из ящика, – сказал он.

– Не торопись, не надо это делать прямо сейчас, – проговорила Оливия. – Нет, Джей-Ди. Прошу тебя. Только не сейчас.

– Помолчи, – мягко отозвался он. – Я не уверен, существует ли вообще подходящее время для таких вещей. Но… Боже мой… я своими руками отнял жизнь у тех троих в Пантер-Ридже, потому что мне нечего было им больше предложить. Я принял это решение сам, их мнения не спрашивал… а теперь вот надо сделать это с собой.

– Прошу тебя, – повторила Оливия, хотя понимала, что больше ей сказать нечего.

– Боже милостивый! – сказала Ханна. – Подождал бы хоть, пока кончится дождь, старый дурак!

Джей-Ди не мог не ответить на это улыбкой и криво усмехнулся. Боль уже начала терзать его, мышцы сводило судорогой. Он вспомнил, что та девчушка к исходу первого дня уже не могла встать, а ему захотелось понаблюдать за ней где-нибудь в безопасном месте, чтобы выяснить, что с ней происходит, и отец ее дал на это согласие. Ее посадили на цепь в охраняемом помещении в подвале, и доктор наблюдал, как прогрессировали изменения в ее организме, делая пометки в блокноте. Выглядело, конечно, варварски и бесчеловечно, словно в какой-нибудь средневековой темнице, но ему было важно получить данные о том, как происходит разрушение и перестройка структуры костей и рост новых и в высшей степени странных образований плоти.

Он отдавал себе отчет и об ощущении жжения и острой колющей боли в спине, в левой икре и в задней части левого бедра. Серая ткань в этих местах росла, проникая все глубже в плоть.

– Ну так что, даешь мне гранату? – спросил он.

– А если скажу «нет»?

– Я отвечу, что обойдусь и пистолетом, но вам он еще может понадобиться, а граната как раз для такого случая подходит. А еще…

Внутри у него что-то оборвалось – может быть, что-то с сердцем, хотя оно у него и так небось похоже на экспонат из лаборатории Франкенштейна. Ему понадобилась секунда, чтобы собраться с духом и соблюсти все приличия.

– А еще, – продолжил он, – я хочу уйти, помня обо всех вас и помня о том, кто я такой. Я не знаю, когда начнет пропадать память и какие мысли у меня останутся. Я не знаю, что в таких случаях происходит с мозгом. Когда начнутся серьезные изменения, я, может быть, вообще не смогу мыслить, останутся только животные инстинкты голода и выживания… и одному из вас придется меня убить, как и мне приходилось убивать других. И кто же из вас согласится выполнить эту необходимую работу?

– Если сейчас вякнешь хоть одно слово, – обратился Дейв к Джефферсону, – клянусь Богом, я убью тебя и выброшу твой труп на дорогу.

– Но я же ничего не говорю! Вы слышали, чтобы я сказал хоть слово?

Дейв пропустил его слова мимо ушей.

– Я это сделаю, когда придет время, – сказал он, глядя на доктора. – Но еще не время.

– Тогда, может быть, завтра? – печально улыбнулся Джей-Ди.

Он подумал, что в свете керосиновой лампы его старое, исхудавшее, бледное и изможденное лицо, наверное, похоже на лицо призрака.

– Между восемью утра и полуднем?

Он кивнул в сторону миротворца:

– Бог даст, он доставит вас в нужное место. А я выйду из автобуса здесь.

– Господи… – сказал Дейв. А что еще мог он сказать?

– Дай мне гранату. Дейв, я что, умолять тебя должен?

Дейв все еще колебался, но уже понял, что предложенный обмен сделать придется. И это будет с их стороны актом милосердия. Он взял «беретту» и отдал гранату. Джей-Ди стал разглядывать ее, желая убедиться, что обращаться с ней легко и просто, как он и надеялся. Дождь все не утихал; в последние дни погода везде стояла дождливая.

– Я пойду прогуляюсь с тобой, – сказал Дейв.

– Нет, не пойдешь. Нам не стоит гулять вдвоем.

– Я пойду.

Это сказал миротворец, и голос его прозвучал твердо и решительно.

– Ну хорошо, – ответил Джей-Ди после секундного размышления; может быть, мелькнула в голове мысль: мальчишка поможет, если кто-нибудь бросится из темноты до того, как он выдернет чеку. – Только недолго. С этим делом тянуть нечего.

Оливия уже плакала. Она обняла Джона Дугласа, он тоже обнял ее и попросил унять слезы, но они все не унимались. И тогда он сказал, что всегда гордился знакомством и дружбой с ней, а также с Дейвом и Ханной, и с Никки тоже, и что она и Дейв оказалась правы насчет Этана, и хорошо, что они не послушались его научных возражений, потому что реальность глубже любой науки, которую им долбили в школе. И теперь, если существо, что пребывает в теле Этана, сможет прекратить эту войну, для Земли это будет еще один данный ей звездами или непостижимыми для человеческого рассудка силами шанс.