Илья Рясной - НЛО майора Казанцева

— Открыть, — отдал я голосовой приказ домашней сервисной системе.

И тут же отступил в сторону. Хотя, вроде бы, бояться и нечего, но это привычка многих жизней. Привычка не полковника заатмосферных сил Казанцева, а Старьевщика — всегда уходить с линии возможной стрельбы. Хотя и здесь, как показала практика, эти навыки порой весьма востребованы.

Двойная дверь расползлась в стороны.

И на пороге возникла Аврора…

Так часто бывает. Сперва кажется, что люди созданы друг для друга. Жгучая страсть. Единая волна несет на вершины блаженства. Часы друг без друга кажутся вечностью, а друг с другом — сладким мигом. И ты воображаешь, что так будет всегда.

А потом начинаются несостыковки. Сначала маленькое, а потом разрастающееся, как трещина в выжженной земле, недопонимание. Осознание разных интересов. Разных оценок. Разных подходов к жизни. И вот уже все чаще тебе хочется побыть одному.

За десять лет отношений мы прошли все эти стадии. Правда, тут отпечаток налагало то, что на Земле я бывал не так часто. И что мы не связали наши отношения официальными узами. Но процесс шел неумолимо. Холод в отношениях нарастал, местами превращаясь в лед. А ледяные конструкции обычно весьма хрупки. Однажды они разлетаются вдрызг от брошенного камешка. Или от высказанного в сердцах слова. Или просто разлетаются.

Тонкая, изящная, с длинной гривой рыжих волос, как всегда, восхитительная Аврора в приталенном бежевом платье деловито прошла в комнату. Упала в низкое кресло из мягкой кожи. И критически огляделась окрест. А потом внимательно посмотрела на меня.

— Опять летишь, — произнесла она. — И опять Марс. Камень твоего преткновения.

— Верно, — согласился я, присаживаясь в кресло напротив. — Планета моей войны. И моей судьбы.

— И зачем ты опять летишь туда, Казанцев? Что вы еще хотите там найти, чего не нашли?

— Тебе ли, сотруднику учебного центра Звездоплаванья, не знать, что эта информация секретная.

— Секреты, секреты, — скривила губы Аврора. — Надоели ваши секреты! Нашему государству больше ста лет. За это время мы вышли в космос, осваиваем океан. Изменили природные ландшафты. Единственно, что остается неизменным — секретики. Все эти грифы секретности, первые отделы и подписки о неразглашении. Они будут вечны. Даже при коммунизме, когда делить вообще будет нечего, такой серенький невзрачный сотрудник из тесного пыльного кабинета будет брать с тебя расписку.

— Тебя это удивляет? — спросил я. — Ты же знаешь, что всегда будут тайны для узкого круга. Которые вредны и опасны при общем употреблении.

— Ты, конечно же, как всегда прав, — в голосе ее прозвучал вызов. Не то, чтобы она была недовольна моими словами. Она была недовольна мной.

— Зато какой музыкой это звучит — секретная миссия, — улыбнулся я.

— Космонавты, — со смешанным чувством злой досады и одновременно благоговения произнесла она. — Эти вечные ваши тайны. И бесконечные полеты в пустоту… Толя, ты слишком часто уходишь и слишком редко возвращаешься.

— И тебе, наконец, это надоело, — усмехнулся я, отхлебывая кофе и с улыбкой рассматривая ее.

Ее эта моя снисходительная улыбка всегда раздражала, и она нервно передернула плечами.

— Да не волнуйся ты, — примирительно произнес я. — Не знаешь, как начать серьезный разговор? Разреши помочь тебе. Я улетаю. И ты хочешь сказать, что не будешь меня ждать.

— Буду ждать, — произнесла она. — Но не буду встречать.

— Аврора, ты, конечно, права. Такие люди, как я — они будто бракованные лампочки. Не могут дарить близким достаточно тепла и света. Я все понимаю. И тебя понимаю.

— Ничего ты не понимаешь!

— Я не могу тебе ничего дать.

— Дать?! — взорвалась она. — Может, мне самой хочется отдавать! И чтобы это принимали с благодарностью. Но ведь ты не даешь мне и этой малости. Ты… А ты…

— А я странник. И моя душа всегда там, — я указал наверх.

Хотел добавить еще кое-что, но сдержался. Страннику не нужен тыл позади. Страннику нужен простор впереди, по ходу движения.

— Ты все же не человек, Казанцев, — вздохнула Аврора. — Ты — инструмент. Вибробур, которым роют туннели в космос. И от тебя всегда будут уходить женщины.

Тут она права. Сколько этих женщин в разных жизнях и разных мирах сохранила моя удивительная, вне параллелей пространства и времени, память. И все заканчивалось примерно вот так. Они всегда уходили, уходят и будут уходить. Во всех жизнях. Так всегда бывает у людей, которые принадлежат не себе, а своему назначению. И женщины это чувствуют.

Но ведь им не скажешь этого, не объяснишь. Иначе быстро попадешь из родных объятий Авроры, ведущего психолога Школы звездоплавателей, в ласковые, но далеко не родные руки психиатра нашей клиники.

Она резко поднялась, разгладив свое изящное платье.

— Все, мне пора, — сделала официальное лицо — мол, отныне мы только коллеги.

Я кивнул и проводил ее до выхода. Дверь автоматически отворилась, когда она приложила ладонь. Ее отпечатки ладоней были в памяти сервиса квартиры с круглосуточным допуском, но только когда хозяина нет.

Она обернулась на пороге. Внимательно осмотрела меня с ног до головы.

В ее глазах искрились слезы. Одно из самых убийственных женских орудий. Мне непреодолимо захотелось взять ее за плечи, нашептать что-то ласковое, успокоительное. Но я сдержался. Знал, что так будет только хуже. Хотел сделать морду топором, но все же не выдержал:

— Не обижайся, Аврора. Я все равно люблю тебя…

— Эх, Казанцев. Я все равно полечу тебя провожать…

Я стоял у посадочного модуля и заворожено смотрел на пейзажи красного, напитанного железом мира. Я не был здесь полтора десятка лет. За это время планета потихоньку начинала обживаться.

Купола базы исчислялись уже десятком. И были куда значительнее и больше, чем жалкие первые строения. Рядами шли серебряные складские ангары. Здесь же были два «зиккурата» блоков обособленного земледелия, внутрь которых не проникал солнечный свет — питались они от термоядерного реактора базы. На стоянке приютились десятка два самых разных вездеходов. Возвышалась антенна дальней связи.

Наш орбитальный корабль сел в центре космодрома, вполне себе развитого — с маяками, локаторами, стартовыми комплексами. Там стояло еще два орбитальных «попрыгунчика», по виду — бочки для засолки огурцов, только с обтекаемыми носами, стоящие на трех опорах, с дюзами и иллюминаторами. Мы прилетели на таком же. Оптимальный аппарат для рейсов «плоскость Марса — орбита».

Я отлично помнил, каким был Марс прошлых моих миров. Маленький. Безжизненный. С жалкой атмосферой. И, по большому счету, человечеству не нужный. Здешний Марс иной. Он достойная цель для титанических усилий по его освоению. А на такие усилия был способен только могучий Советский Союз.