Илья Рясной - НЛО майора Казанцева

Из кабины вылез сам начальник базы Ломакин. Он был руководителем моей второй экспедиции на Марс. И не виделись мы с ним с той славной поры.

Он крепко и с чувством пожал мне руку:

— Рад, Толя. Очень рад!

— Моя радость тоже не знает границ, — хмыкнул я, припомнив, какими изысканными выражениями он одарил меня, когда Пункт Галактической связи перестал работать, просто отключился на неделю, по непонятным причинам. Но командиром он был хорошим. И делу нашему предан, как никто другой. И вообще уважал я его искренне, хотя его излишняя эмоциональность и вызывала опасения.

— Сеанс связи через двое суток, — поведал Ломакин, жестом приглашая нас в вездеход. — Транспорт готов. Отправляемся завтра.

Завтра я опять буду на «Базе-три», которая раскинулась около Пункта связи Иных. Это место мне жутко осточертело за полтора года. Сейчас там проживают одиннадцать ученых, которые поддерживают работоспособность «иной» техники. Исследуют туннели, надеясь отыскать там еще какие-то творения пришельцев. А заодно отвечают за сеансы связи с Великим Кольцом, которые происходят в одно и то же время через каждый земной год.

Раньше они вели переговоры вполне сносно. Но в прошлом году поступило особо-важное сообщение. Иные настаивали на том, чтобы на следующем сеансе присутствовал тот, кто активировал систему. Почему? Как они дословно сказали: «Он значим в этой конструкции».

Никто, конечно, ничего не понял про конструкции и значимость, кроме меня, имевшего опыт общения с «Фракталом» и чужиками. Сейчас плелся какой-то новый узор Бытия, в котором я был существенным элементом. И это меня не вдохновляло, а тревожило, притом сильно.

И еще я знал наверняка одно — уже многие десятки лет на Земле не было чужого влияния. Мы остались и без патронажа, и без давления, подобного тому, что творили «серые» в тех моих реальностях. И это сегодня давало большие возможности…

На «Базу-три» добрались мы на следующий день без каких-либо происшествий. Дорожка была проторенная. Не то, что тогда, когда мы пробирались по ней на старом добром «Муравье», а потом я шлепал уже в одиночестве по песку пешком назад, зная, что вряд ли дойду. Теперь за окнами скоростного вездехода путь пролетел быстро.

На «Телеграфе», так прозвали «Базу-три», я обнялся со старыми товарищами. Перезнакомился с новыми сотрудниками. Посидели в тесном общем помещении, заменявшим клуб и столовую, потрепались о земных делах. Вспомнили общих друзей. А потом обговорили детали контакта, хотя это бесполезное занятие. Все равно никто не знал, что нам предстоит, а поэтому и подготовиться не было никакой возможности.

Когда на следующий день я прошел в машинный зал и уселся в контактерское кресло, положив ладонь в пятипалую вмятину, то будто рывком вернулся на семнадцать лет назад. Повеяло ветерком безмерного удивления, запахом необычности и невероятности происходящего.

Но эти лирические настроения быстро выветрились. Надо работать.

Все мне здесь знакомо до самых мельчайших деталей. Передо мной все тот же пульт, все тот же экран. Все та же аппаратура, кстати, невероятно архаичная для технологии Галактики. Сравнить ее с больше похожей на магию техникой чужиков — это как сопоставлять каменный топор со станком с программным управлением.

После того, как я положил ладонь в выемку, привычно защелкали приборы. Стали перемигиваться разноцветные лампочки, как гирлянды на рождественской елке. Пульт с готовностью принял меня, как уже было не раз.

Цифры наших земных часов, прикрепленных к пульту передо мной, отсчитывали секунды до начала сеанса.

Время! Я с усилием щелкнул массивным тумблером передо мной. Вдавил две кнопки. Четко и громко объявил:

— Земля просит контакта!

Экран зажегся. В его глубине появились две завернутые в ярко-зеленые тоги фигуры лириан в совершенно пустой, без намека на мебель или детали интерьера, квадратной комнате с грубыми каменными стенами.

Нет, эти двое вовсе не были из Созвездия Лиры. Просто то, как они назвали себя, было ближе к этому слову. С самого начала контакт проходил исключительно через них. Похоже, они были выделены Великим Кольцом в качестве дипломатов для установления отношений с Землей.

Были они бледные, до полной белизны, с каким-то голубоватым отливом, что делало их похожими на так любимых обывателями киношных вампиров. Волосы их темно синие, будто у представителей молодежных западных субкультур. Тонкие черты лица. Узкие, как у азиатов, глаза. Зрачки бордового цвета. Но все же это были не чужики, а настоящие люди. И даже через расстояния космоса ощущалась исходящая от них целеустремленность, энергия и уверенность.

По гиперканалу связь была мгновенная, как по телефону на Земле между абонентами. Рассмотрев меня, лирианин удовлетворенно отметил:

— Открывающий замки здесь. Слушайте инструкции. Вам предстоит принять Возничих Колесницы. После этого будет оценена возможность для цивилизации людей полноправного вступления в сообщество народов Колесницы и открытие ей межзвездного пространства. С предоставлением соответствующих технологий.

— Мы согласны, — произнес я. А что тут другое ответишь?

— Ровно через пятьсот тридцать земных суток встреча на орбите спутника Урана Титании. На наш звездолет лично прибыть Открывающему замки и двум закрытым индивидуумам.

— Принято, — кивнул я.

Изображения лириан исчезли. И посыпались цифры. Как я понял, параметры орбиты вокруг Титании, на которую предстоит выйти земному кораблю…

— Красавец! — с придыханием произнес Ламберто.

Над голографической проекционной карточкой, которую он положил на стол в моей гостиной, воспарил серебристый и действительно очень красивый корабль «Афанасий Никитин». Класс «Тесей» — термоядерный слейдер, новое поколение космопланов, обещавшее сделать полеты по системе рейсовыми, как загородные автобусы. И это был первый корабль, чей корпус собран из титана, отлитого на заводах Луны.

На нем предстояло наше хождение за Три моря, точнее, за три планеты. Через Марс, Сатурн и Юпитер прямиком, точнее извилисто, в соответствии с гравитационными законами и с учетом орбит, к Урану.

Ламберто Джентили по виду и, по сути, типичное дитя своего народа. Невысокий, подвижный, смуглый, уже прилично полысевший ближе к своим пятидесяти и носатый, он излучал жизненный оптимизм и задорное легкомыслие. Хотя это впечатление обманчиво. Более надежного и смелого человека еще поискать. Про таких у заатмосферников говорят «Я бы ему доверил последний кислородный баллон». Что, собственно, однажды у нас однажды и произошло. На «Афанасии Никитине» он шел первым пилотом, что являлось высокой оценкой его человеческих и профессиональных качеств.