Борис Конофальский - Оазисы

– А чего?

– А не будет тут счастья, проклятый это край.

– Да как же так, люди-то тут живут, вон – качают воду. Охотников и промысловиков много. Воды тут много, саранчи много, чего же тут счастья не искать?

– Лет двадцать пять назад так и было. Так и было… – Старуха вздыхает, облизывает жёлтые от жира саранчи пальцы. – А теперь с каждым годом хуже становится, всё жарче, каждый год печёт всё крепче. Гадов разных всё больше и больше. Раньше дом из чего угодно строил и жил, а сейчас жить невозможно, если дом не герметичен. Даже ночью от жары не отдышаться. Нет уже сил, каждую ночь клещей выковыривать из боков. Паука, на той неделе в углу нашла.

Он понимающе кивал, да, жить рядом с барханами сложно, если дом такой, как у неё.

– А ещё эти… – говорила старуха, беря себе новую пригоршню саранчи из ведра.

– Какие эти?

– Да чудища эти… Боты эти, всё больше и больше их тут, раньше роботу можно было найти, хоть город подметать или панели солнечные от пыли мыть, а сейчас все места этими дуроломами заняты. Копейки не заработать стало… Нет, дурное место эта Губаха… Дурное стало, уезжай отсюда, пока молодой.

Горохов кивал, соглашаясь, но ничего не говорил ей. А старуха, видя в нём такого молчаливого слушателя, продолжала:

– Была у подруги Наташки своей на той неделе, так она такое мне рассказала, что не поверишь…

– И что такого рассказала подруга ваша?

– Наташка-то? О! Она у меня траву жуёт много лет, вот… За травой ездит далеко, тут, у нашего озера, подлюки траву рвать не велят… Только своим позволяют…

– Падлюки – это люди Ахмеда?

– Они, сколопендры поганые, – кивает бабка, – объявили всё здесь своей землицей, а кто им такое право дал? Я иной раз ходила раньше травы собрать, а теперь постоянно слышу: «Стой, куда пошла». Туда не ходить, сюда не ходить, тут не стоять, траву не собирать…

– Так подруга-то что говорит? – Перебил её Горохов, ему казалось, что рассказ про подругу будет поинтересней, про Ахмеда и его людей ему и так всё было ясно.

– А, так она за травой на восток, за озеро ездит, далёко-далёко. С мужем ездит, он тоже травожуй. Далеко ехать туда. Да, не один час по жаре ехать, а что делать, охота пуще неволи, вот… Им, травожуям, и тридцать вёрст не крюк. Как приспичит, так они поедут за край карты.

Горохов молча слушает бабку, а та торопится рассказать.

– И говорит она мне, приехали раз на хорошее место. Говорит, там много стеблей молодых было, она их брать раньше не стала, думала, что возьмёт, когда подрастут, когда соку наберут, а тут приехала… Говорит, сердце охолонело, ни одного стебля на всём берегу, как скосили. Говорит, корнем рвали даже самые малые, что от земли на двадцать сантиметров поднялись. Такие стебли ещё брать нельзя, в них вкуса ещё нет, так всё одно – порвали всё. Муж сразу ружьишко-то схватил и пошёл в барханы следы искать, Наташка-то за ним. Унять хотела. Думает, не он убьёт, а его убьют, старого дурака, вот и кинулась. А следы, как нашли, так и удивились.

– Чему же удивились? – Спрашивает геодезист, высыпая из ведра последнюю нечищеную саранчу.

– Следам, следам удивились, – отвечает бабка со значением, – муж у неё всю жизнь в степи, рыбак да охотник, и отродясь, говорит, таких следов не видал. Следы, вроде, человеческие, но нет, не человеческие. Лапа длинная.

– Так, может, это дарги были.

– Дарги вдоль реки кочуют, за озеро не ходят…

– Ну, раньше не ходили, а теперь ходят…

– Да послушай ты. – Бабка даже немного злится. – Пошли они от греха подальше к своему квадру, думают, что за зверь такой, лучше уйти отсель подобру-поздорову. Пошли… Вышли к берегу, и тут! Нос к носу с этим гадом столкнулись. Прям как ты и я, вот так близко были…

– И кто ж это был?

– И вот! Самая в том суть! Кто ж это был?! Кто ж то был, они и сих до сих пор понять не могут! Не зверь, не человек. На человека похож мало, гадина голая, что от солнца дневного не прячется в степи.

– Так, может, всё-таки дарг? Они солнца не боятся.

– Мы, по-твоему, тут даргов не видели? – Старуха даже злится. – Говорю ж тебе, не дарг. Дарг бы драться кинулся, а этот, Наташка говорит, постоял, поглядел на них глазом нечеловеческим и попрыгал по песку дальше.

– Ну, может, зверь какой, мало ли в степи зверей разных? Идут с юга те, что мы раньше не видели.

– Ага, – обрадовалась бабка, – и я так сказала ей, а она говорит: «А где ты видела зверей, что с котомкой ходили и в котомку эту складывали стебли полыни. Да ещё хорошо складывали, стебель к стеблю».

– Ишь ты! – Горохов, кажется, был даже удивлён рассказом.

– Вот так вот, – назидательно говорит старуха, – говорю тебе, уезжай отсюда, пока молодой. Тут всё больше и больше всякого пакостного будет, людям тут скоро места не останется совсем.

– Надо подумать, – сказал геодезист, поднимаясь и беря ведро.

– Подумай, сынок, подумай, – сказала старуха. – А я бы не думала, сегодня бы поднялась да на север подалась.

Дверь на кухню ему открыл тот бородатый, который был вооружён с ППСом. Он даже спрашивать ничего не стал, увидел Горохова и распахнул дверь. Они всё время меняются, на главном входе в ресторан были сегодня не те, что сидели там вчера. На сей раз товар у него принимала Антонина. В духоте кухни эта женщина умудрялась сохранять относительную свежесть, она ему улыбнулась:

– Принёс товар? Ну, покажи хоть, что носишь.

Горохов был спокоен за качество товара, он поставил ведро на стол:

– Вот, хозяйка, принимай.

Она немного поковырялась в саранче, а потом, вытерев руку тряпкой, сказала:

– Нормальный товар, дам тебе тридцать копеек.

– Хорошо, – не стал спорить геодезист, – пуст будет тридцать.

– Ну, хочешь, покормлю ещё? – Вдруг произносит Антонина.

– Ну, раз приятная женщина предлагает, чего ж отказываться, – улыбается Горохов.

– Танька, – кричат Антонина толстой официантке, – дай человеку хлеба с паштетом и компот из кактусов.

– В зал подать? – Спрашивает Танька. – Или тут есть будет?

– В зал, – говорит Горохов, – тут у вас уж очень жарко.

Он, забирая пустое ведро одной рукой, приобнял другой рукой Антонину:

– Спасибо хозяйка.

– Тише ты, тише, – она высвобождается от его руки, смеётся, – какой бойкий.

Он идёт к выходу. Бородатый с ППсом «Шквал», что сидит у двери, смотрит на него неодобрительно, а геодезист ему улыбается как лучшему другу.

Да, кухня тут совсем неплоха. Горячий хлеб, острый паштет и компот из холодильника – всё очень вкусное. Горохов уселся за тот стол, за которым сидел в прошлый раз. Отсюда ему было видно весь зал.

Двое за столом под кондиционером. Один с винтовкой, один с дробовиком. Тарзан дремлет у двери в кабинет. Золотозубый бармен с пистолетом подмышкой что-то записывает в грязную тетрадь. Ещё пару пьяных мужичков с ними, потёртая баба с изъеденной проказой лицом. Вот и всё. Утро – самое лучшее время. Тихо, ещё прохладно.