Борис Конофальский - Оазисы

– Харкха.

– Он назвал вас сколопендрой. – Негромко говорит генетик.

Геодезист не смотрит на Валеру, он старается не отводить взгляд от дикарей, а это не просто, Валера продолжает:

– Они уважают сколопендр, считают его злым духом песка, считают очень опасным зверем.

– Поехали отсюда, – говорит Горохов, ему очень тяжело находиться так рядом с дикарями.

Он напряжён и начинает уставать, от этого состояния.

Он с детства вёл с ними бесконечную войну, как и все его родственники и друзья. Его семья, его селенье и все селенья вокруг год за годом противостояли накатывающим с юга волнам людоедов. Каждый год, в январе, в начале весны, когда вся степь чернела от дождей и плесени, самые смелые и опытные мужчины уходили на юг, чтобы найти стойбища кочевников-людоедов, пришедших от южных скал за зиму. Если таких стойбищ не находили, год считался удачным. А если находили, все мужчины, включая пятнадцатилетних мальчишек, собирались на войну.

И та война была непримиримой. Без переговоров, без пленных, без разделения на мирных и нет. Та война была на уничтожение. Все знали, что если не уничтожить пятнистых существ, так похожих на людей, то жизни в этих местах, которые они давно считали своими, им уже не будет.

– Да, поехали, – соглашается генетик.

Он что-то говорит даргам, те нестройно и гортанно отвечают ему. Кажется, Валера попрощался с ними. Да, наконец-то. Они идут к мотоциклу. Но Горохов всё ещё на взводе, он оглядывается через каждые два шага и старается держаться так, чтобы Валера был между ним и ближайшим даргом. Курки на обрезе не опускает. Нет, он никогда доверять этим опасным существам не будет:

– Откуда вы знаете их язык? – Спрашивает геодезист, когда они уже подходят к мотоциклу.

Валера только что говорил без запинки, а тут опять начал заикаться:

– Т-три го-ода… уже тут, с ним… Каждый раз немного разговариваю, он… он… дарги любят поговорить, им н-нравится, когда я их слушаю, всегда приходят ко мне го… говорить.

«Чёртов умник, надо же, умудрился выучить их тарабарщину».

– И почему же они вас до сих пор не сожрали?

– Дарги считают, что мы ра-раб… рабы Старших Сын… Сыновей. И что мы с-служим им, а значит, и Праматери… Нас не-нельзя есть.

«Поганые дикари, как им не жарко, как вся их кожа не полопается от меланом на таком солнце».

Горохов садится на мотоцикл, Валера тоже залезает на своё сиденье.

– Вы думаете, Праматерью они считают пришлых? – Спрашивает его геодезист.

– Д-да, – сразу отвечает генетик. – Их бе-белок не такой как… как… как у на-ас, у всех су-у… существ, что живут в пустыни, не такой белок…

– Может, мутация? – Говорит Горохов, заводя мотор.

– Не так… Не так быстро. Нет.

У него был ещё десяток вопросов к этому странному человеку, но разговаривать во время езды на мотоцикле было невозможно.

Пыль, дорога среди барханов и невыносимая жара. На солнце шестьдесят? Горохов старался не смотреть на термометр, словно от этого зависит температура. Глупо, но это было его личным, маленьким суеверием: в такую жару, если не смотреть на термометр, то и теплового удара не будет.

Валера начинает хлопать его по плечу, Горохов сразу притормаживает:

– Что?

– Нам на… на север. Пря-ямо.

– Я знаю, – говорит Горохов, оттягивая респиратор, – но мы и так сглупили, когда выезжали из города по южной дороге, заедем в город с востока.

Он снимает с крепления мотоциклетную флягу, отпивает почти горячей воды и часть выливает себе на лицо. Тридцатисекундное облегчение. Флягу протягивает за спину генетику. Того уговаривать не приходится, он хватает флягу и жадно пьёт.

Горохов чуть оборачивается:

– Валера, так как вы считает, биороботы – это дело рук пришлых?

Валера отрывается от фляги, переводит дух, а потом обводит всё рукой:

– Ту… тут всё, всё дело рук п-пришлых.

– А зачем они дали вам биороботов?

– Не им… им… Не знаю, может, хотели посмотреть, что мы бу-удем с ними делать.

«Бред».

– А этот Виктор, он какой?

– О-одно слово – Старший Сы-ын Праматери.

– Что это значит?

– Ид… Идеальный.

– Что значит «идеальный»? – Не отставал Горохов, забирая у генетика флягу.

– В-всегда знает, что делать. Всё умеет, и е… ещё не носит очки от солнца, и-и щетина не-е растёт. Никогда не растёт. Лицо ка-как у девушки.

– Он бот… – Догадался геодезист.

– Ес-сли так, то очень… очень п-продвинутый. Нереально продвинутый.

– И как же нам его… заполучить? А, Валера?

Тут Валера посмотрел на него с удивлением:

– Е-его заполучить?

– Ну, да.

– Жи… живым?

– Конечно живым, на кой чёрт он нужен дохлый?

Валера продолжает смотреть на него с ещё большим удивлением.

– Или ты думаешь, что дарги кинутся его отбивать?

– Он… он вас убьёт сам, и в-всё. И меня то-оже… убьёт.

– Думаешь, сможет?

– Я же го… говорю он ид… идеа-а…

– Да я понял, понял, он идеальный. – Горохов протирает лицо и натягивает респиратор. – Ладно, поехали в город, всё обдумаем, а дела будем делать, исходя из своих ограниченных возможностей.

Дневная жара с двенадцати до пяти иногда бывает полезна. Они, петляя между барханов, доехали до восточной дороги, что вела к озеру, нигде не встретив, ни единой души. Когда выехали на дорогу – остановились. Горохов стал вглядываться вдаль.

– Что т-там? – Спросил Валера.

Геодезист указал пальцем на город, что виднелся вдали. Над городом тяжёлым облаком весела серая пыль.

– Сам-мум? – Предположил генетик.

«Самум? Да ты вообще из дома выходишь?»

– Нет, воздух висит, не колышется даже, тишина, ни облачка на небе, откуда тут быть буре, – говорит Горохов.

– А, ну-у тогда это… это поезд пришёл. За-а водой.

– Караван! Точно! – Сказал геодезист.

Он высадил Валеру ещё до водораспределителя. Жарко, но ничего, добежит генетик до дома. Им лучше не светиться вместе. Уже и так обругал себя не раз за то, что в открытую выезжал с генетиком из города. Сам же поторопился на главную улицу.

Так и есть, ещё издали он увидал белые, но сильно запылённые «морды» тягачей с никелированными цистернами на сорок кубов. Они были так высоки, что их даже поверх домов было видно. Конечно, колёса-то у машин в человеческий рост. У каждого ещё и прицеп на двадцать кубов. Шестьдесят кубометров воды, в поезде пять машин.

В Соликамске воды для бедных и из реки хватает. Ничего, попьют очищенную от амёб, тем, у кого нет денег, и желтоватая вода с горчичным привкусом пойдёт. То, что лёд из неё плохо получается, тоже ничего, нищие и тёплую пить будут. А вот тем, у кого деньги есть, подавай чистую, артезианскую.

Горохов даже не стал считать, сколько в Соликамске стоит такой поезд. Очень большие деньги. А кроме тягачей ещё и бронетранспортёры, разведывательный багги, транспорт, цистерны с горючим. Охрана не маленькая, это большой секрет, правда, о котором все знают, на таких поездах в оазисы привозят ещё и наличные деньги, а увозят цветнику, поэтому охрана тут серьёзная. В общем, всё это на главной улице. И пыль вокруг стоит до неба.