Андрей Валентинов - Нестор [litres]

– Panem nostrum supersubstantialem da nobis hodie [44] Из молитвы «Отче наш» согласно Лионскому ритуалу, которому следовали катары. Такая форма слова подчеркивала, что говорится не о физических нуждах, а о Божьем слове как хлебе насущном. , – твердо, без единой запинки промолвила дева Соланж. – Хлеб наш присносущий дай нам днесь… Сonsolament [45] Сonsolament – обряд утешения, главное катарское таинство. Проводится среди прочего перед посвящением в рыцари. надо мной свершен месяц назад.

Перекрестилась и поняла, что сказала слишком много. Доктор Отто Ган знает, что обряд утешения проводится либо ради очищения от грехов, либо перед возведением в сан, либо…

К счастью, доктор ни о чем не спросил. Наверняка знает, что лгать им, «чистым», нельзя, а ответить молчанием просто невежливо.

Авто вырвалось за город. Теперь впереди почти пустая в этот ранний час новая, недавно построенная двухполосная трасса. Соль вспомнила рассказы отца. Гитлер зря ставил автобаны себе в заслугу. Проект был еще 1920-х годов, нацисты же все время до прихода к власти критиковали его как напрасную трату народных средств. Фюрер предпочитал тратить деньги на купольные дворцы и триумфальные арки.

На спидометре – 70 километров. Наверняка Пейпер попросил доктора не слишком гнать. Но все равно, до ночи успеют.

– А нетактичный вопрос можно? – внезапно поинтересовался Отто Ган.

– Можно, – вздохнула Соль.

Если о религии, она просто ответит, что не сильна в теологии. И это будет правда.

– Когда я начал изучать альбигойцев, то быстро понял, что многим из них удалось спастись. Мне даже удалось проследить их путь до Монсальвата на испанской границе. Они шли от Грааля к Граалю, от Зеленого камня до Валенсийской чаши… Потом, уже много позже, я узнал о Клеменции. Мне показалось это очень справедливым и логичным, «чистые» слишком отличались от всех остальных. На одной планете нам вместе не ужиться.

Соль попыталась угадать. Если доктор спросит о том, как они перебрались на Клеменцию, лучше не пересказывать детские книжки. Подлинные знания доступны лишь наставникам из числа «совершенных». На всю планету таких два десятка, имена их скрыты, а покидать Новую Землю запрещено.

– Но затем мне рассказали, что у вас до сих пор есть те, кто не принял учения «чистых». Их не так и мало, если они смогли создать Тауред. Откуда? Вы же никого насильно на Клеменцию не забирали?

– Их мало! – привычно возмутилась Соль. – Тауред создали не они, а британцы, это просто ширма. «Нечистых» на Земле не больше трех десятков…

Осеклась. Три десятка – лишь те, о ком удалось узнать наверняка. И вдобавок к ним еще и погибшие вместе с Транспортом-2, человек пятьдесят, а то и больше…

– Ну, в книжках пишут так… В семьях «чистых» оставались те, кто не принял учение. Они затаились, начали тайно собираться. А потом на Клеменцию стали попадать эмигранты, главным образом французы. Особенно много их появилось после штурма Бастилии. Для виду они соблюдали наши обычаи, но многие в душе оставались католиками, а то и вообще атеистами. Стали создавать свои партии, газеты, радиостанции. У нас ведь, доктор, свобода слова. А потом «нечистые» призвали к свержению «Старого режима», точно как на Земле. Свобода, равенство, братство – и гильотина.

– Интересно бы послушать их версию, – задумался доктор. – Не обижайтесь, Соль, я ученый, поэтому старюсь быть объективным.

За окном – снова дома, улицы, полные людей. Весеннее утро вступило в свои права.

– Потсдам, – подсказал Отто Ган. – Идем по графику, пообедаем в Ганновере… Рискну повториться, Соль. Кажется, я был прав, на одной планете нам не ужиться. Не знаю, кому сочувствовать. Когда я изучал XIII век, то был, конечно, за вас, «чистых». А потом представил, что победили не католики, а вы. Костры, может, и не жгли бы, вы своих врагов предпочитали топить – с камнем на шее. Я вас не обидел?

Вновь вспомнились рассказы старших. На плебисците противники контактов с Землей так и говорили: разные планеты, разные человечества. Но с синими ракопауками и договориться можно, а на чем поладить с грешниками? Никто не захочет уступать.

– Мы хотели рассказать вам о себе, – нерешительно заговорила она. – Чтобы вы на Земле сами решили, стоит ли нам общаться друг с другом. Но… Отец считает, что следовало обращаться прямо к людям, а не к правительствам. Однако тогда бы вы посчитали, что мы подбиваем землян на мятеж.

– Очень печально, – доктор вздохнул. – Со времен штурма Монсегюра изменилось очень мало. Раньше я верил, что если найду Грааль, жизнь станет лучше. А потом понял, что вначале люди должны стать достойны Грааля. Иначе это просто зеленый камень, вставленный в витраж заброшенной часовни.

В книжках писали одно, но от отца и его друзей довелось услышать и совсем иное. «Нечистых» на Клеменции искали и находили во все века, однако далеко не все они оспаривали догматы. В их число записывали всех неугодных власти, причем несколько раз преследования заходили очень далеко. Если бы не твердая воля «совершенных», все могло кончиться, как и на Земле, инквизицией и казнями. Те, что предлагали свергнуть «Старый режим», выступали за свободу веры – или неверия. Но их тоже посчитали «нечистыми».

Отец как-то сказал, что за всем этим раздором наверняка стоят политики. Кое-кто из них не прочь найти поддержку на Старой Земле. Когда формировался состав миссии, основное внимание уделяли квалификации и опыту, на лояльность не проверяли.

А еще был разговор о том, что в Новом Монсальвате уже спорят, кто именно станет править Окситанией и всей Францией. Именно править, грешникам со Старой Земли кормило власти вручать нельзя.

Соль запретила себе подобные мысли. В политике она, ученица седьмого класса, ничего не понимает. Есть наставники, есть Высший Распорядительный Совет, есть Капитул Ордена. Им всем и решать. «Нечистые», кем бы они ни были – враги. Они предали Родину, уничтожили Транспорт-2, отдали врагам «Поларис». Они убили маму.

И пусть Господь даст ей силы сражаться с ними до конца!

– Подследственный, извольте отвечать точно на поставленный вопрос. Итак, имели ли вы умысел при подготовке и пересечении государственной границы Рейха?

Прошлый раз следователь показался ему серым, как старая промокашка. Теперь же и цвету набрал, и голосом затяжелел. Был мебелью, стал вражеским дотом.

– Суть же вопроса в том, что ваше утверждение о случайности и ненамеренности помянутого деяния никак не подтверждается вашими же словами.

В глазах-амбразурах – яркий злой огонек, словно вспышки выстрелов. Не спрячешься, не убежишь.

Александр Белов напрасно надеялся, что о нем забыли. На следующее же утро после знакомства с таинственным Гюнтером Нойманном, сразу же после утренней бурды, именуемой здесь благородным словом «кофе», дверь камеры отворилась рывком.