Владислав Конюшевский - Попытка возврата [Попытка возврата. Всё зависит от нас. По эту сторону фронта. Основная миссия]

— Сон хреновый?

— Ага…

Вытерев ладонью мокрое лицо, я огляделся. Дождь уже прекратился, и появившееся солнце вовсю освещало лес, прокладывая между деревьев яркие полоски. Облака за те полтора часа, пока мы кемарили, сдуло напрочь, поэтому ярко-синее небо обещало на сегодня отличную, теплую погоду. И это большой гут, а то пока спал — замерз как собака. Сейчас, правда, уже согрелся, но суставы скрипят один хрен. Потянувшись так, что позвоночник звонко прощелкал, я кивнул Жану, который уже несколько секунд торчал рядом, и спросил:

— Как обстановка?

— Все тихо, командир. Поляки как влезли под землю, так больше не появлялись. Из воздуховода едой тоже не пахло, значит, они еще отдыхают.

— Понял. Что наши?

— Полчаса назад говорил с Шахом. У них тоже тихо.

— Ну и хорошо. Ты тут еще минут двадцать побди, пока мы сходим оправимся, а потом тебя сменим и тоже можешь поспать.

— Есть!

Еще раз кивнув Искалиеву, я встал и, закидывая автомат за плечо, приказал зевающему, как бегемот, Геку:

— Хорош нежиться. Пошли к ручью.

— К ближнему?

— Щаз! К ближнему пусть АКовцы бегают. А так как я с ними на одном гектаре и гадить не сяду, то идем к дальнему. — Пучков сделал удивленную морду, поэтому пришлось пояснить: — Не хватало еще, чтобы нас со спущенными штанами какой-нибудь ранний птах из ново-пришедших застал. Заодно и разомнемся.

Лешка, удовлетворенный ответом, согласно засопел, и мы легкой трусцой поскакали в обход высотки, к большому ручью, находящемуся метрах в трехстах за холмом.

Когда все дела были закончены и я, отсторожив спокойную оправку подчиненного, уже собирался возвращаться, Пучков, напяливавший в этот момент комбез, вдруг тормознулся, выглядывая что-то в свежей промоине, образовавшейся после ночного дождя. Вниз, в овражек, где протекал ручей, снова спускаться было лень, поэтому вытягивая шею, я поинтересовался:

— Чего ты копаешься?

Гек еще с полминуты молча ковырялся в земле, а потом, сполоснув руки, вылез наверх и, протянув мне ладонь, на которой лежал «смертник», сказал:

— Боец там наш. Давно лежит, видно с сорок первого — форма еще старая. От костяка почти ничего не осталось — звери растащили. Документов нет, зато медальон остался.

Взяв в руки черный пластмассовый пенал, я его раскрутил и попробовал вытряхнуть на ладонь лежавшую там бумажку. Она слегка подмокла и сразу не пошла, но, осторожно подцепив ее ногтем, мне удалось вытащить рулончик, не порвав. Угу… снаружи синих пятен нет, значит, писали не химическим карандашом и поэтому есть шанс прочесть, кого же мы нашли. При помощи иголки я развернул бумажку и, с трудом разбирая расплывшиеся буквы, прочел:

— Голубцов Иван Никифорович. Красноармеец. Тысяча девятьсот двадцать первого года рождения. Занимаемая должность — снарядный. Уроженец Псковской области. Село… блин, непонятно… то ли Гласовка, то ли Власовка, то ли вообще — Тарасовка. Ладно, позже разберемся.

Достав офицерский блокнот, я вложил находку меж страниц и сказал:

— Сейчас пойдем обратно, пожуем, а потом вы со Змеем возьмете саперку у Жана и прикопаете парня по-человечески. Хотя бы что осталось похороните.

Лешка согласно кивнул и, взяв у меня пустой черный цилиндрик, закрутил крышечку на место и изрек:

— Этому Голубцову еще повезло. Документы в кадры сдадим, так хоть без вести пропавшим числиться не будет. А то сколько их таких по лесам да полям лежит — не счесть. Ведь тогда, когда отступали, не до похорон было…

Неопределенно хмыкнув, я молча повернулся и пошел к нашему НП. М-да… тогда действительно было не до похорон. Да и потом все как-то недосуг. Лет шестьдесят все руки не доходили у различных вождей, избранников и гарантов отдать последний долг павшим солдатам. И неизвестно, когда дойдут и дойдут ли вообще, так как новые войны подвалили и там тоже свои убитые и пропавшие без вести есть, на которых, кстати, так же махнули рукой…

Но Геку про это знать, разумеется, не надо. Ведь есть шанс, что хоть в этом варианте истории все пойдет по-другому. Может, перестанет государство поворачиваться задницей к своим защитникам. Ведь должен же быть этому предел? Почему бы ему не настать сейчас? Тем более что этот предел сами люди могут обозначить. Да и я все силы к этому приложу…

От грустных размышлений меня отвлек вопрос Гека, который, проходя мимо малинника, сорвал несколько ягод и теперь, забросив их в рот, невнятно поинтересовался:

— А чего ты на меня спросонья так набросился? В смысле — что приснилось-то?

Я ухмыльнулся:

— Да приснилось, как будто ты на фрицевском бэтээре подсветки целей подкатил и в низинке встал. А потом еще орать начал, рассказывая, как замечательно устроился.

Лешка только хрюкнул, да и я, вспомнив этот сон, сначала заулыбался, но потом от внезапно пришедшей мысли чуть не сбился с шага. Блин! А может, действительно — так? Окрыленный новой идеей, я, когда мы пришли обратно, оставил Пучкова возле Жана, а сам порысил дальше — туда, где располагался НП Шарафутдинова. Марат как раз бодрствовал и, увидев меня, сначала было вскинулся, но потом, разглядев физиономию начальства, удивленно заметил:

— Ты чего бегаешь? Рации-то уже включили…

Но я только отмахнулся и, усевшись за вывороченным, полусгнившим березовым стволом, возбужденно сказал:

— Знаешь, мне кажется, я понял, что за «барабан» эти орлы с собой притащили. Это действительно — фонарь «АА»! А в мешках — аккумуляторы. Поэтому они так тяжело шли! И в ящике сам прибор.

Шах только покивал на мою тираду и невозмутимо заметил:

— Угу… только зачем это все? Ну поставили они эту бандуру, — он на секунду задумался, — хотя бы возле северной оконечности аэродрома, там где ельник. И что? До ВПП больше километра. До рулежных дорожек считай еще плюс метров двести. Про ангары я вообще молчу. И что они рассчитывают там увидеть? Сам прилетевший самолет? Людей-то на таком расстоянии даже в танковый «ночник» не разглядишь. А главное — для чего? Ближняя зона будет оцеплена людьми Власика. И пусть про террор-группы поляки не знают, но даже с того расстояния, на которое они рассчитывают безболезненно подобраться, ни один снайпер не сработает даже днем. А уж ночью… И кстати — от батарей вся эта конструкция проработает буквально несколько минут.

— Ой, ой, ой. Какие тут все умные собрались! А теперь слушай мою мысль: «ночник» они взяли для подстраховки. Ведь когда приземлится самолет с Верховным, то его не впотьмах встречать будут. Иллюминацию, конечно, никто устраивать не собирается, но пару выносных ламп точно поставят. И это не считая фонариков встречающих. До фронта считай восемьсот километров, и поэтому сильно со светомаскировкой никто заморачиваться не станет. Тем более что освещение включится буквально на несколько минут, до тех пор пока товарищ Сталин в машину не сядет. Поляки это учитывают. Но также они учитывают и обострившуюся паранойю охраны, которая может просто запретить включать лампы и все тут. Поэтому и притащили дальнобойный «АА», чтобы при любых раскладах быть уверенными в том, что прилетел не почтовик какой-нибудь, а именно самолет Главнокомандующего. Они это по поднявшейся суете поймут, которую, даже если света не будет, в «ночник» разглядят…