Константин Калбазов - Реформатор [litres]

Не прольется! Если у него все получится, то этого не случится. А уж он постарается. И речь вовсе не о пушках, доступности качественных доспехов и оружия. Все это не имеет значения без железной дисциплины и единоначалия. Вот на что он собирается давить. Остается только выяснить, правильную ли он сделал ставку.

Едва ладья пристала к причалу, как из-за близлежащих домов появились воины с короткими копьями. А из всех углов, как тараканы, полезли лучники, выцеливая вновь прибывших. Народ с матерком порскнул в сторону, чтобы не оказаться между молотом и наковальней. На ладьях, что по соседству, также появились дружинники.

– К бою! – раздался зычный голос полусотника, едва только появился первый киевский дружинник.

Бойцы тут же похватали щиты, зашуршали выхватываемые из ножен клинки. Благо все при параде, чтобы предстать перед киевлянами во всей красе. Расслабиться и после можно. Заскрипела тетива взводимых арбалетов. Артиллеристы и стрелки бросились к пушкам и пищалям, которые и без того практически изготовлены к бою, остается только закачать газ. Еще мгновение…

– Не стрелять! Мечи в ножны! – вздев руки вверх, выкрикнул Михаил и, медленно опуская руки. – Тихо, братцы. Спокойно.

Потеряют, конечно, многих, но вырваться из западни – возможность вполне реальная. Доспехи прочные, не всякой стреле по зубам. Опять же картечь. А вон и огнеметчики подожгли запальные факелы на соплах. Так что киевляне кровью умоются. А там, глядишь, еще и полыхнет так, что весь город на уши станет. Постройки вокруг все из дерева.

Вот только не готов Романов почем зря лить кровь. К тому же лично его жизни ничто не угрожает. Всеволод – умный правитель. Не станет он рубить курицу, несущую золотые яйца. Ему для начала все секреты выведать надо и выдоить такое-то талантище на новинки. К гадалке не ходить, посадит в золотую клетку, только твори.

– В сторону, – тронув плечи двух гвардейцев, заслонивших его собой, произнес Михаил. – Мне нужно повторять приказ дважды? – подпустил он в голос металла.

– Михаил Федорович… – начал было Никита, не пропустивший еще ни одного похода воеводы.

– В сторону, – припечатал Романов.

Тот скрежетнул зубами, но приказ все же выполнил.

Михаил спрыгнул на деревянный причал и направился к берегу. Сомкнутые щиты киевлян разошлись, и в просвет вышел воевода Брячислав. Кряжистый мужик, эдакий квадрат. Очень похож на пень, который рубить замучаешься, а корчевать пупок развяжется.

– Здрав будь, Брячислав.

– И тебе поздорову, Михаил.

– И как это понимать?

– Ты вроде муж неглупый.

– Понятно. Дружинников моих отпустишь? Иль силушкой меряться станем?

– Мне велено доставить тебя в княжьи палаты. Про дружину приказа не было.

– Вот и славно. Дорофей Тарасович, уводи ладью в Пограничный, – обернувшись и повысив голос, приказал Романов.

– Михаил Федорович… – начал было полусотник.

– Делай, как говорю.

– Слушаюсь.

– Ну что, Брячислав, пошли, что ли, – убедившись, что ладья отчалила, произнес Романов.

– Оружие-то отдай. Так оно и мне спокойней, и тебе соблазна не будет.

Михаил лишь пожал плечами, снял портупею и отдал оружие подошедшему дружиннику. Потом расстегнул ремешки доспеха, передав ему же. Повел плечами, почувствовавшими облегчение. Оно, конечно, привык уже к воинской справе. Но носить ее все время никакой мочи недостанет.

Вязать его не стали. Шестеро воев взяли их с воеводой в кольцо и повели в детинец. И на том спасибо. Пока шли, Михаил смотрел по сторонам, то и дело встречаясь взглядом с киевлянами. Одни смотрели с любопытством. Другие со злостью. Ясно же, коли взяли под стражу, значит, тать. А с чего бы таких любить-то.

Михаил не обращал на эти взгляды внимания. А вот к девицам молодицам присматривался. Нет, причина вовсе не в том, что в нем взыграла кровь молодецкая. Очень уж его интересовали их украшения. Наблюдал уж такое в Переяславле. А теперь вот и в Киеве приметил. Вот же купцы шельмы!

Романов чеканить монеты не успевает. Мало ему молодежи, повадившейся в копилку складывать. Но те рано или поздно хотя бы в оборот все одно возвращаются. Торговцы же, паразиты, из его копеек, оказывается, делают серьги да ожерелья. Причем еще и к пятикопеечной монетке подвешивают по четыре полукопеечных. В ожерелье и вовсе входит весь номинал меди, чередуемый между собой в различных вариациях и в несколько рядов.

Что и говорить, монеты у него получались на загляденье. Ничего подобного он тут не встречал. Подобрал в одну из зим себе паренька да стал обучать граверному делу. У самого-то способности сугубо благодаря связи его разума с единым информационным полем Земли. А вот у ученика и впрямь талант. Штампы медалей и орденов, кстати, это уже его работа. Романов только эскизы рисовал, а уж клише вытачивал новоявленный мастер-самородок.

Как ни странно, но к Всеволоду его не повели. Недосуг великому князю. Да оно и понятно. Не станет же он подгадывать свои дела под прибытие воеводы Пограничного. У него забот и без того невпроворот.

Между его дочерью Евпраксией, ставшей женой императора Священной Римской империи, и императором Генрихом IV случился разрыв. Этим поспешил воспользоваться папа римский, приняв беглянку у себя. Всеволод принял сторону дочери и, как результат, главы католической церкви. Что, конечно же, не могло понравиться Византии.

Словом, тот еще политический клубок противоречий. К тому же Михаилу было известно, что в настоящий момент в Киев прибыл посол Генриха с тем, чтобы разрешить противоречия и заручиться его поддержкой. Вот уж чего не ожидал Романов, так это сколь-нибудь серьезного влияния Руси на политику в Европе. И тем не менее с мнением великого князя считались.

Темница своим обликом подкачала, потому что оказалась не сырым и темным подземельем, а обычной комнатой в бревенчатом срубе. Сухо и по времени года тепло. Но отопление не предусмотрено, поэтому в зиму тут не особо комфортно. Может, потому и бытует второе название поруба – холодная. Под потолком зарешеченное оконце высотой всего-то в одно бревно. Так что даже не будь решетки, выбраться оттуда раздавшемуся вширь Михаилу не светило.

В помещении относительно чисто. Вот только внешнее приличие портило зловоние миазм. В ближнем от входа углу стоит деревянное ведро. Которое вроде как и пустое, но разит от него так, что спасу нет. В дальнем куча свежего сухого сена, поворошив которое он выгнал из его недр двух мышей, порскнувших в щели у самого земляного пола.

Потянул носом воздух. Сено как сено. И пахнет где-то даже приятно. Только перебить вонь у него не получится. Если только… Романов взял небольшую охапку и сунул в ведро не до самого дна, а так, чтобы перекрыть зев. Вонять стало значительно меньше. Удовлетворенно кивнул и завалился на подстилку.