Александр Нагорный - Грегорианец. Четвёртый [СИ]

— Отойдите, слюнявый! — крикнул Лау Бёрнс, который по жестам и выражению лица парня угадал намерения. — Вы можете свалить, пока не началось, и мы не возражаем. Спасайте свою шкуру! Молокосос!

Дартин не двинулся с места, охреневший от такого начала со стороны Адептов кардинала.

— Вы в самом деле славный малый, — хмыкнул Шосс, пожимая ему руку. — Может уйдёте?

— Решайтесь! — выкрикнул Адепт.

— Скорей, — заговорили друзья, — нужно что-то решать.

— Этот молодой человек нормален, — произнес Шосс.

Но всех троих тревожила молодость и неопытность паренька.

— Нас будет трое, из которых один раненый, и в придачу пацан, почти ребенок.

— Однако отступить?.. — подметила Басс.

— Этого нельзя допускать, — согласился Шосс.

Юноша понял причину их нерешительности.

— Уважаемые Клерики императора, друзья, — продолжил он, — испытайте меня, что более правильно.

— Как ваше имя, храбрый юноша? — наконец поинтересовался Шосс на правах старшего.

— Лау Дартин.

— Итак, господа. Вперед! — скомандовал Шосс.

— Ну как же, — осведомился Бёрнс, — соблаговолите вы решиться наконец?

— Все уже решено.

— Каково же это решение? — переспросил Адепт.

— Мы будем иметь честь уделать вас, — произнесла Росс, одной рукой приподняв капюшон накидки, другой обнажая шпагу.

— Вот как… вы сопротивляетесь! — Адепт покачал головой.

— Вас это удивляет?

И все девять бойцов бросились друг на друга с яростью, не исключавшей, впрочем, известной обдуманности в действиях и тактике.

Оружие активно и отливает голубыми контурами на остриях клинков. Тактические монокуляры надвинуты на глаза и подключены к нейросетям участников. Бой вступил в активную, пиковую фазу противостояния.

Шосс бился с неким Баромиром, любимцем, на долю Басс выпал Ромель, тогда как Росс очутилась лицом к лицу сразу с двумя противниками.

Что же касается Дартина, то его партнёром в схватке оказался сам Лау Сааки.

Сердце молодого грегорианца билось настолько сильно, что вполне могло разорвать грудь. Видит бог, не от страха. Он и тени страха не испытывал, а от возбуждения. Парень дрался, как разъяренный рептилоид, носясь вокруг противника, каждый раз меняя тактику и местоположение. Сааки был, по тогдашнему выражению, «мастером клинка», и притом опытным. Тем не менее Адепт с величайшим трудом оборонялся против гибкого и ловкого противника, который, ежеминутно пренебрегая общепринятыми правилами, нападал одновременно отовсюду, заодно парируя удары, как боец, тщательно оберегающий свою шкуру.

Адепт не учёл, что грегорианцы растут на планете с избыточной гравитацией. Понижение её на столичной Гранжире компенсировала усиливающие импланты, коими пользовались все воины империи. Причём с лихвой.

Эта борьба в конце-концов вывела Сааки из терпения. Разъяренный тем, что ему не удается справиться с противником, которого он счел юнцом, Адепт разгорячился и начал делать ошибку за ошибкой. Дартин, не имевший большого опыта, но зато помнивший теорию и имевший лучшие базы по поединкам, удвоил быстроту движений. Сааки, решив покончить с ним, сделал резкий выпад, стремясь нанести противнику решающий удар, но парень ловко парировал, и, в то время как Сааки выпрямлялся, грегорианец, словно астероидный червь, ускользнул из-под его руки и насквозь пронзил палашом. Адепт рухнул. Освободившись от своего противника, Дартин быстрым и тревожным взглядом окинул поле битвы.

Росс успела уже покончить с одним из своих противников, но второй сильно теснил её. Все же положение девушки казалось благоприятным, и она могла защищаться.

Ромель и Басс ловко орудовали шпагами. Эта девушка была уже ранена в предплечье, а Адепт в бедро. Ни та, ни другая рана не угрожала их жизням, и они с еще большим ожесточением продолжали изощряться в искусстве фехтования.

Шосс, вторично раненный Баромиром, с каждым мгновением всё больше бледнел, но не отступал ни на шаг. Он только переложил шпагу в другую руку и теперь дрался левой.

Дартин, согласно законам дуэли, принятым в те времена, имел право поддержать одного из сражающихся. Остановившись в нерешительности и не зная, кому больше нужна помощь, он вдруг уловил взгляд Шосса. Этот взгляд был мучительно красноречив. Клерик скорее бы умер, чем позвал на помощь. Но взглядом мог попросить и о поддержке. Юноша понял и, рванувшись вперед, сбоку обрушился на Баромира:

— А ну сюда Адептик! Я кишки тебе поджарю плазмой!

Баромир обернулся. Помощь подоспела вовремя. Шосс, которого поддерживало только неслыханное мужество, опустился на колено.

— Твою же роту астероидных кротов! — крикнул он. — Не убивайте его, Дартин. Я должен навалять ему, обезоружьте его, выбейте шпагу… Вот так… Всё просто замечательно! Отлично!

Это восклицание вырвалось у Шосса, когда он увидел, как шпага Баромира отлетела на пару дюжин шагов. Дартин и Адепт одновременно бросились за ней. Один чтобы вернуть себе, другой чтобы завладеть ею. Парень, оказавшийся на поверку более проворным, добежал первым и наступил ногой на лезвие.

Баромир бросился к Адепту, которого убил Росс, схватил его оружие и собирался вернуться к юноше, по пути наскочил на Шосса, успевшего за эти короткие мгновения перевести дух. Опасаясь, что Дартин убьет его врага, легионер желал сам возобновить бой.

Парень догадался, что помешать ему значило бы обидеть. И действительно, через несколько секунд Баромир упал, после того, как шпага Клерика вонзилась ему в горло.

В это же самое время Росс приставила конец шпаги к груди поверженного противника, вынудив его признать себя побежденным.

Оставались Басс и Ромель. Девушка откровенно дурачилась, спрашивая у него, который, по его мнению, может быть час, и поздравляя его с ротой, которую получил его брат в одном из полков. Но все её насмешки не вели ни к чему. Ромель один из тех железных людей, которые падают только мертвыми.

Между тем пора было кончать. Могла появиться полицейская стража на лайтвариорах и арестовать всех участников дуэли, и здоровых и раненых, монархистов и кардиналистов.

Шосс, Росс и Дартин окружили Ромеля, предлагая сдаться. Один против всех, раненный в бедро, Адепт кардинала все же отказался. Но Сааки, приподнявшись на локте, крикнул ему, чтобы он принял предложение. Ромель был грегорианец, как и парень. Он остался глух и только засмеялся. Продолжая драться. Между двумя выпадами концом шпаги указал точку на лужайке.

— Здесь… — произнес он, пародируя слова кого-то из великих, — здесь умрет Ромель, один из всех, иже были с ним.

— Но ведь их четверо. Сдайся, это приказ! Всё завершено!

— Раз ты приказываешь, дело другое, — согласился воин. — Ты мой бригадир, и я должен повиноваться.