Дмитрий Володихин - Штурм бункера [litres]

Тебе платят. Да. Это часть игры, если вы неправильно поняли, господа… Но главное: ты понимаешь, как всё устроено. И ты начинаешь думать, есть ли способы попасть в серьезный рейд. Всё кругом измельчало. Даже криминал уже не тот. Редко собираются по-настоящему сильные команды, редко ставятся задачи, по-настоящему пропитанные высокой амбицией. Но ты определил себе цель: раз в жизни побыть пиратом, который нашел свой сундук с золотом, избавился от остальных пиратов и обладает небывалым сокровищем. Ты хочешь взять много. Ты хочешь насладиться обладанием. Ты хочешь получить такие рукописи, которых нет ни у кого, ты продвинешь науку вперед на тысячу шагов. Ты хочешь стать великим пиратом. Ты – выдающаяся личность.

И вот нас восемь человек. Со шпагами, пистолями, тесаками, лопатами, веслами, треуголками, плазменными резаками и сканерами подземных пустот.

Дамы и господа, мы заходим в великий бункер «Берроуз». С черного хода. По-новому.

Ощущения сказочные!

…Эта маленькая девчушка – как она только не переломится в талии – шла в середине нашего конвоя и несла тяжелый цилиндр с двумя раструбами на концах. Как это устройство назвал босс? Труба света. Мощный сноп света вырывался из ее недр спереди, столь же мощный, если надо, – сзади. Плюс личные фонари на шлемах, плюс личные фонари в руках. Минус непроглядная тьма вокруг. Помножить на наше тяжкое дыхание: каждый слышит по связи за восьмерых.

Мне совсем не страшно. Мне тут хорошо. Любопытство разбирает.

Мы спускаемся на шесть по шесть ступенек, всего тридцать шесть. Квадратный зал с ровным, чуть щербатым полом. И тут та же цифирь: примерно шесть шагов на шесть, прямые углы и… кажется, до потолка тоже шагов шесть… Они тут, кажется, были помешаны на шестерках!

Три узких коридора уходят в толщу горы по разным направлениям.

В самом низу у входа в зал из стен торчат какие-то крючья или петли, вроде, тут была дверь. Точно, вот и Браннер поясняет: «Приговоренный к жертвоприношению выходил за дверь, ее захлопывали и накрепко запирали, плюс моментально закрывали все щели… чем?.. идут дискуссии… а он поднимался, дышал, сколько хватало ему разреженного воздуха, и выходил в безвоздушное пространство, чтобы умереть во имя могучего Энмешарры. Один из неприятных элементов договора: Энмешарра ничего не давал, он просто обещал не убивать какое-то время. Это Ринх. Тут всегда так…» Призрак обрывает его. «Всё. Живо. Ставим свет. Вышибала, грунтовый свет!»

И эта женщина-атлет кладет на каменный пол нечто напоминающее таз или очень, очень большую японскую чайную кружку без ручки – тяван. Щелчок. Весь зал заливает свет. Правильной формы конус света, расширяющийся к потолку. Прикидываю формулу освещенности… выходит очень прилично.

«Вырубить трубу! – приказывает босс. – Осмотреться! Ни шагу без моего распоряжения».

Здесь интересно. Я, между прочим, первый раз в столь именитом бункере. Раньше всё как-то по мелочи… На стенах – клинопись в шесть рядов. На уровне груди – шумерская, какая-то очень древняя, я в ней не разбираюсь. Знаки похожи на рисунки. Ниже и выше – ринхитская, тут я кое-что понимаю. Еще ниже и еще выше – нечто среднее между клинописью и буковками, кажется, это называют иератикой. Точно. Так и называют. И в самом верху, под потолком, – сплетение дуг, жгутов и геометрических фигур. На первый взгляд совершенно хаотичное, но каким-то чудом оно выстраивается в подобие ремня из множества кожаных лент, опоясывающего все помещение по периметру. Ниже надписей – пятна краски. Большая часть ее давно поотваливалась, поэтому разобрать смысл рисунков трудновато… какие-то бритые наголо, плечистые люди идут рядами… размахивают дубинками… нет, сложновато.

Мне пора браться за работу.

– Я пускаю искина на разведку, босс. Ок? – говорю.

– На какой створ задач ты учил искина, Маг?

– Быть ласковым, исполнительным, а по делу только одно: разведка бункеров и полостей на артефакты, навигацию, скрытые ловушки, замаскированные помещения.

А также на связь, защиту, поиск надписей и рисунков на стенах, но тебе, босс, об этом лучше не знать. Во многом знании – многая печаль.

– Спускай зверя.

Я нашептал Коте на ушко любимое имя – через особый переходник, остальные не слышат. А потом еще несколько кодовых слов, настраивая на режим тотальной разведки. Котя муркнул, мол, принято, понимяу, и спрыгнул на пол. Секунду постоял, и в мгновение ока унесся крупной кошачьей рысью в один из коридоров. Мяк-мряк! – донеслось до меня издалека.

Котя хороший. Общаться с ним – одно удовольствие. Гораздо лучше, чем с людьми. С большинством людей.

Пока босс оглядывается, все стоят расслабленно, ожидая изъявления его воли. Как Нойман говорил: машина управления функционирует нормально, если начальственные распоряжения поступают регулярно. Правильные, неправильные, умные, глупые, гениальные, пустейшие, все равно какие – но обязательно регулярно, через сравнимые и не слишком большие промежутки времени. Иначе все развалится. Такова математика простейших форм жизни социума.

Чувствую прикосновение к локтю. О, наш проводник. Показывает на левый рукав, туда, где пластина со встроенным переключателем связи. Семерка. Его, следовательно, личный канал – седьмой. Жму переключатель. Показываю на четверку, мол, у меня четвертый. Он жмет. Слышу:

– Маг, я страсть как котов люблю. Смотреть не могу спокойно, все хочу на руки взять. Красивый у тебя…

– У меня девушка была… Оля… она тоже очень кошек любила.

Проводник жмет мне руку в знак солидарности кошатников. Должно быть, хороший человек. Обычно люди – злые, гордые, драчливые, а этот мирный. Подчиняясь внезапному импульсу, я говорю ему:

– А я очень любил ее, мою… самую… мою…

– Ее уже нет?

– Она есть! Мы с ней обязательно встретимся, там, за порогом. Она ждет меня там… Вот уже десять лет… за порогом радуги. Ждет, когда я сяду в зимний антиграв и прилечу к ней.

– Я вот свою… очень боюсь потерять.

Он сжимает мое плечо, мол, держись брат, понимаю тебя. Точно: наш проводник – хороший человек. Кажется, Олав его зовут? Или Улев? Что-то скандинавское.

Вдруг он показывает на левую руку… Что? А, переключить на ноль, общая связь. Ладно.

– …уда ты почесала, студент-первый? А ну назад. Назад! Назад, дура!!

Су, радующая и радостная, звезда пустынь марсианских, единственная! Мы переговорим с тобой позднее, чуть позднее, потому что сейчас у меня на глазах творится неладное.

Малютка-девушка, та, что таскала трубу света, сунулась не в тот коридор, куда можно соваться, ну, не туда, куда котик убежал, и наплевала на окрик Фроста. Молодые, они горделивые, Су, очень. Больше, чем были мы. Они команды над собой не терпят, они с пеленок анархисты.