Юрий Нестеров - Профессионариум. Антология фантастических профессий [сборник litres]

– У нас есть деньги. – Грунт подался вперёд. – Много. Проси, что хочешь, – он стиснул зубы и заставил себя выдавить сквозь них, – мама.

Старуха оживилась, заёрзала на прикрученном к полу болтами металлическом табурете.

– У кого это «у нас»?

– Неважно. Что тебе нужно?

Заключённая осклабилась.

– Хорошая жратва нужна, выпивка, – принялась она загибать костлявые, с обкусанными ногтями пальцы. – От травки не откажусь. Иногда перепихнуться с охранником. Или с кем-нибудь. Да хоть с тобой. Ты это всё можешь, сынок?

Грунт поднялся на ноги. Его шатало, корёжило, марало душу отвратительной, тошнотворной смесью злости, брезгливости и жалости.

«Уходи, – давясь рвотным спазмом, передал Воздух. – Прошу тебя: немедленно уходи».

– Нет, – бросил старухе Грунт. – Я передумал. Ничего ты не получишь. Хрен тебе, сука!

Под несущийся в спину шквал проклятий и грязной брани он поспешно зашагал прочь.

Профессор Кембриджского университета Стивен Хелбрейт, моложавый, подтянутый, недаром считался светилом нейробиологии мирового уровня. В тридцатилетней давности трактате «Основы пси-технологий» Хелбрейт описал принципы работы нейронно-электронного интерфейса, позволяющего эффективно совмещать нервные системы высших позвоночных. Пять лет спустя первый пси-интерфейс был опробован на практике. Результаты превзошли ожидания: образованное совокупным сознанием пси-поле не только принимало и транслировало сигналы, но и генерировало энергию, необходимую для максимально эффективной функциональности связанных в пси-сеть организмов.

– Что нам делать, доктор?

– Я не доктор, молодой человек. – Стивен Хелбрейт глядел на Грунта сочувственно. – Я учёный. Простите, но сейчас со мной говорите именно вы?

Грунт хмыкнул.

– Я лидер подразделения, но не по этой части. С вами говорит Море, третий номер. Я передаю его слова. Это важно?

– Нет, я лишь полюбопытствовал. У вас незавидное положение, молодые люди. К сожалению.

– Мы в курсе. Но нам нужен совет специалиста. Поэтому наш первый номер здесь у вас. Мы провели на Земле без малого год. Купили ферму в Оклахоме. Потом особняк в Ницце. Охотничий домик под Томском. Мы не прижились. Нигде.

Нейробиолог кивнул.

– Немудрено. Вам нужно найти занятие, такое, что устроит всех четверых. Неважно, где вы будете при этом жить.

– Мы пытались. Добровольцами участвовали в полицейской облаве в Неаполе. Тренировали новобранцев в Квебеке. Выполняли каскадёрские трюки в Голливуде и цирковые номера в Вегасе. Всё не то, понимаете? Детские шалости в сравнении с тем, что было. То же касается спорта, включая экстремальные виды. То же касается бизнеса. Нам не нужны и не интересны деньги. Нам ничего не стоит покорить Эверест. Мы перепробовали всё.

– Включая безделье?

– Мы не способны провести в безделье более суток. У нас начинаются расстройства психики. Депрессии в том числе. И мы не способны расстаться – это, впрочем, вы наверняка знаете.

Хелбрейт откинулся в кресле, задумчиво потеребил подбородок. Примитивные мозгомашинные интерфейсы появились ещё в двадцать первом столетии. Подопытные организмы успешно обменивались мыслями, находясь за сотни километров друг от друга. Развития, однако, концепция коллективного разума не получила. Для согласившихся на объединение сознаний добровольцев эксперимент стал губительным. Однажды соединённые воедино, разъединиться добровольцы оказались не способны. Попытка расстаться друг с другом закончилась для всех патологическими изменениями в психике, необратимыми и фатальными. На изыскания было наложено вето. Объединение сознаний, как и клонирование человека, признано антигуманным и запрещено по закону.

Три века спустя к концепции коллективного разума вернулись. Бурно развивающаяся экспансия в космос застопорилась. Отколовшиеся от человечества изгои – уголовники, флибустьеры, дезертиры, террористы, сектанты набрали мощь. На борьбу с ними бросили все ресурсы. Борьба требовала эффективных методов. Гуманизм отступил на второй план.

– Видите ли, – осторожно сказал нейробиолог, – я был бы счастлив помочь. Но у нас нет опыта. Ни у кого – ни у учёных, ни у врачей. Прежде всего, таких, как вы, ничтожно мало – один потенциальный, извините за сленг, психарь на четыреста – пятьсот тысяч обывателей. Но это даже не главное. Пси-отношения перекраивают людей, меняют их кардинально. Фактически, уничтожают личность, поэтому вне космического фронтира запрещены. Вы ведь, по сути, не люди.

– Мы знаем это. Но кто бы мы ни были, нам как-то нужно жить.

– Разумеется. Однако боюсь, что… – Учёный умолк.

– Мы обречены, вы это хотели сказать? Единственная дорога – вернуться в десант на сверхсрочную и погибнуть? Другой нет?

Хелбрейт в сердцах рубанул ребром ладони по краю столешницы.

– Выход должен быть, – отчеканил он. – Должен! То, что его пока не нашли, не значит, что его не существует. Он наверняка парадоксален и не очевиден. Ищите! Пробуйте всё – включая то, о чём никогда даже не помышляли. В особенности то, о чём не помышляли. Вам понятно?

«Стихии» долго не отвечали, круглолицый и белобрысый лидер, набычившись, глядел в пол. Затем вскинул голову.

– Это четвёртый номер, Огонь. Нам говорили много правильных и красивых слов. О долге, о героизме, об экспансии человечества в космос, о нелюдях, которые ей препятствуют. Но почему именно мы? Скажите: зачем мы были нужны?

Светило нейробиологии криво усмехнулся.

– Вы добровольно подписали контракт, не так ли?

– У первого и третьего номеров не было другого выхода. Я сделал это по велению родителей и из чувства долга. Второй номер, Воздух, из принципа. Мы знали, на что идём. Но не знали и до сих пор не знаем, зачем.

– И не догадываетесь?

– Догадываемся, конечно. По боевой мощи каждый из нас эквивалентен космодесантному взводу. Вместе мы заменяем роту. Но ведь мы и уязвимы больше других. Из десяти десантников девять возвращаются после службы домой. Из подразделений Пси не вернулся никто. Мы первые. Мы расходный материал, так? Обычная экономия средств?

На этот раз Стивен Хелбрейт долго молчал. Лидер подразделения не торопил, ждал.

– Что ж, – разлепил наконец губы учёный, – боюсь, что так.

Грунт поднялся на ноги.

– Спасибо за откровенность, – сказал он бесстрастно. – Мы попытаемся выжить.

В густых утренних сумерках Огонь, понурившись, брёл просёлком к придорожной гостинице в брюссельском предместье. Напарники ещё спали. Двухмесячное путешествие по историческим местам Азии и Европы подходило к концу. И не помогло.

Со дня беседы со светилом нейробиологии прошёл год. За это время они вчетвером перепробовали множество всего. Частный сыск и пограничный патруль. Азартные игры и ставки на спорт. Корриду и родео. Дайвинг и паркур. Путешествия и круизы. Разведение бабочек и отлов ядовитых змей. С каждым днём квартету становилось всё хуже. Часами просиживал, мрачно уставившись в одну точку, Море. Всё чаще приходили на ум суицидальные мысли Воздуху. То и дело срывался, затевая уличные драки в неблагополучных кварталах, Грунт.