Юрий Нестеров - Профессионариум. Антология фантастических профессий [сборник litres]

– Чем обязан? – Виктор плюхнулся в кресло, пододвинув ногой журнальный столик и поставил на него горячую чашку. Аромат крепкого свежесваренного кофе заполонил всё, и несколько секунд Дэн просто наслаждался им, после чего взял обеими ладонями свою чашку и сделал маленький глоток. Сколько литров этого напитка было выпито во время работы! Особенно, когда сроки горят, а роман написан лишь наполовину.

– Зашёл проведать брата.

– Ну-ну. Дождёшься от тебя. Помнится, когда ты у меня был последний раз, то просил денег. И предпоследний раз тоже.

– Ты-то ко мне вообще не заходишь, – буркнул Дэн.

– А зачем? У меня же есть деньги! – заржал Виктор.

– Я всегда тебе всё отдавал! – Дэн начал, как обычно, заводиться и тут же себя одёрнул. Нужно успокоиться. Это же Вик. Разве он ожидал от него другого приёма?

– На этот раз мне нужна работа.

Вик присвистнул.

– Полоумные наконец одумались и перестали платить за книги? Моего младшего братика выгнали пинком под зад?

– Вик! Хватит! – взбесился Дэн.

– Молчу-молчу! Говори сам.

– Мой Читатель обанкротился, а с клубами… тоже проблема. Литература вообще может умереть, и, видимо, мне пора искать работу в другой области.

– Литература подыхает уже больше ста лет, всё никак не подохнет до конца. Ещё наш дед цеплялся за её дряхлые кости.

– Вот деда не тронь! – крикнул он.

– Ну что ты как маленький, Дэничка. Дед был классный мужик, но чокнутый со своими книгами. Их уже тогда мало кто читал, а он продолжал писать.

У Дэна перед глазами встали морщинистые руки, держащие книжку, маняще пахнущую типографской краской, пылью и ещё чем-то сладковатым. Завораживающий шелест переворачиваемых страниц и мягкий бас, читающий им сказки. Вику быстро это наскучило, он всё рвался играть, а Дэн боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть волшебство. И потом, когда дед умер, Дэн после уроков читал, а Вик рубился по Визуалу в какую-нибудь игру. Книги умерли одновременно с писателями: когда в сети всё можно было найти бесплатно, издательства разорились, и писатели перестали зарабатывать себе на жизнь. Большинство нашло новую профессию, встроившись в быстро меняющийся мир, но не дед.

– Ладно, я пришёл тебя спросить о работе, а не спорить о литературе, – вздохнул Дэн.

– А что ты умеешь? – прищурился брат.

– Ну… писать.

– Буквами сейчас никто не пользуется. Что ещё? Я профессиональный геймер, все мои знакомые работают либо в гейм-индустрии, либо в Визуале. Ты умеешь играть? Делать визоры? Придумывать сценарии для игр? Для ток-шоу? Вести конкурсы?

– Нет. Вик, ты сам знаешь, чего я умею. Может быть, вам нужен какой-нибудь ассистент, или грузчик, или третий помощник пятого визоратора… Я пойду на любую работу.

– Дэничка, ты серьёзно? – Виктор нахмурился и подался вперёд.

– Да. Я не найду больше работы по специальности. А деньги нужны.

– Так продай чёртову дедову библиотеку! Тебе хватит до конца жизни! Пока есть чокнутые, которые готовы её купить.

– Ты что! – вскочил писатель. – Это же память! О деде, о книгах… о нас!

– Господи, тебе сорок лет, а ты как был юным романтиком-идеалистом, так и остался. Когда ты поймёшь, что память – она у тебя в сердце, а не в полуистлевшей бумаге.

– Я не могу…

– А я не могу взять тебя к себе. Мне нужен помощник, но ты в играх разбираешься хуже трёхлетнего ребёнка! Мне надо угробить на тебя несколько лет, чтобы обучить профессионально проходить игры! Извини, я к этому не готов.

Дэн вздохнул и поднялся.

– Но я поспрашиваю, может, кому нужна неквалифицированная рабочая сила.

Дэн не знал, плакать или смеяться, когда Виктор сообщил ему о вакансии. Звучало это в современном мире гордо: обозреватель визуальных программ. В визуальной корпорации АТВ мечтала работать половина населения, тогда как другая – в гейме. Это, конечно, был бизнес-монстр. Только в столице АТВ принадлежало четыре восьмидесятиэтажных небоскрёба, и как минимум по одной башне во всех крупных городах. Все мало-мальски хорошие должности разбирали дети, племянники, дяди и сёстры начальства, но попасть туда даже младшим помощником означало вытянуть счастливый билет: недаром у них девиз: «АТВ – все мечты делаем явью».

Вакансия обозревателя оказалась свободной лишь потому, что требовала написания ежедневных обзоров. Буквами. Тяжёлая и нудная работа, по мнению большинства. Да и платили копейки. Впрочем, это было больше, чем Читатель ежемесячно перечислял Дэну на карточку, а ведь все двадцать лет писатель был уверен, что получает неплохую зарплату.

Дэну же казалось пыткой смотреть визоры. Каждый день по восемь часов. Работа действительно тупая: смотри себе передачи, да записывай о чём они. Смысла он в этом никакого не видел: они что, сами не в курсе, чего показывают? Но смысла и не требовалось. Требовалось записывать и ежедневно отправлять начальнику отчёт. Всё.

Он, конечно же, принял предложение. Виктор не прав. К сорока годам он подрастерял и свой идеализм, и свой романтизм. Но когда он писал про этого чёртова космодесантника Дрейка, он хотя бы занимался любимым делом! Сейчас же просто получал зарплату и тупел. Через несколько месяцев он, кажется, начал слышать скрип собственных мозгов, а ещё через некоторое время обнаружил, что его не только мутит от ток-шоу и игр, но он получает от этого мазохистское удовлетворение. Будто каждое утро садится на привычную сковороду в аду, и черти, здороваясь с ним за руку, поджигают под ней хворост. По вечерам они тушат огонь, стреляют у него сигареты и кивают друг другу: «Ну, бывай, до завтра».

Закончив работу, он выключал рут и сидел несколько часов в тишине, приходя в себя. Пробовал писать для себя: сначала тот самый шедевр. Не вышло. Он сидел за виртуальной клавиатурой и молчал. Ему нечего было сказать ни себе, ни людям. Потом попробовал хотя бы дописать последний роман о Дрейке. Две главы. Полностью продуманные. Работы на три дня. Максимум – на неделю. Он трудился полгода, выцеживая из себя слова.

Всё чаще подходил к дедову шкафу с книгами. Шесть полок по тридцать две книги на каждой (на нижней – тридцать, на второй – двадцать девять, и на верхней – тридцать пять). Всего сто девяносто две книги. Жены и детей у него нет и вряд ли будут. Ради кого хранить их? Не лучше ли продать тому, кто оценит и сохранит? Передаст по наследству? А он до конца жизни будет избавлен от необходимости заниматься тем, от чего его воротит.

Дедов шкаф оставался единственной ниточкой к другой жизни. К мечте и идеалам, к воздушным облакам в форме летящего дракона и звонкому смеху, к грибному дождю и объятиям. Он и сам не мог себе объяснить, что для него книги, но точно не деньги. Пока ещё не деньги. Он помнил историю, рассказанную дедом, почему умерла литература. Хотели же как лучше: чтобы книги стали доступны всем, бесплатно и когда надо. Издательства не окупались, лопаясь одно за другим, писателям приходилось искать другую работу, зачастую ненавистную, вот как сейчас у Дэна. Приходя по вечерам домой, кто-то из них продолжал писать, выкладывая книги бесплатно, но потом просто перегорал. Всё заполонили ученические поделки, слепленные на скорую руку от скуки школьниками, студентами и безработными. Читать это было невозможно, и тогда стали появляться читальные клубы и богатые Читатели. Они платили немалые деньги, а профессиональные писатели творили для них, и только для них. Почти у всех – исключительные права с запретом на распространение литературных произведений. Кто-то не очень жадничал и дозволял обмен книгами между клубами. У кого-то, как у него, были жёсткие условия: никакого распространения. Правда, у Дэна запрет закончился вместе с контрактом. Теперь он мог делать со своими книгами что угодно.