Юрий Нестеров - Профессионариум. Антология фантастических профессий [сборник litres]

– Ну что, – произнёс заклинатель, – понял, с кем имеешь дело?

– Ты кто? – просипел избиваемый.

– Ишь ты, какая Фыха умненькая! Хочешь, чтобы я тебе имя настоящее открыл? Сидишь на цепи, вот и сиди смирно. Подай палку.

Фыха подползла к брошенному жезлу, зажала его в зубах и вернула повелителю.

– Вот видишь, будешь хорошо себя вести, обойдёмся без розги.

– Всё равно удавишь, – пробурчала Фыха.

– Это мы решим, судя по обстоятельствам. Может, ещё поживёшь. Пошли в подвал, поглядим твоё хозяйство.

В подвале было темно и прохладно.

– Свет зажги, – приказал волшебник.

– Мне и так видно.

Коротко свистнула плеть.

– Я сказал: свет зажги.

Потолок засветился мертвенной зеленью.

– Электричество здесь проведено?

– Зачем? Нет его.

– Это что?

– Котёл и бойлерная. Центрального отопления в доме нет.

– Уголь, когда последний раз завозили?

– Я откуда знаю? Мне он не нужен. По-моему он тут всегда лежал.

– Истопник когда приходил?

– Если бы он пришёл, я бы его съел.

– Но-но! – разохотился жрать. Мне и то, сколько времени потребовалось, чтобы тебя из небытия выманить, а тут какой-то истопник…

– Ну, не съел бы, но он отсюда уполз бы окарачь.

– То есть дом обогреваешь ты?

– Я себя обогреваю, а дом при мне греется.

– Ты смотри, не Фыха, а настоящее сокровище. Такого давить нельзя, это себя не любить. Чем же ты здесь жив, болезный?

Амбинимус заговорил о Фыхе в мужском роде, и Фыха немедленно потерял всякие женские признаки, оборотившись несомненным самцом.

– Дом старый, – пояснил Фыха, – ему, никак, лет четыреста. Дому рушиться пора, а он стоит. Почва вокруг влажная, и ко мне заползают магические плесневые слизни. Я их жру. Они мягкие.

– Подробности можешь опустить. Трапезу с тобой я делить не собираюсь. Ты лучше скажи, наверх ты зачем совался?

– Так ведь скучно внизу одному сидеть. А наверху культура, развлечения всякие. Моих наводок там почти что и нет, хозяева сами стараются.

– Пошли, посмотрим, какая там культура процветает.

– Может, не надо… – заканючил Фыха, но рывок поводка заставил его встать.

Амбинимус с Фыхой на поводке поднялся на цокольный этаж, в первое пустое помещение.

– Откуда холод? – спросил маг. – И к тому же сырость. В подвале тепло и сухо, в остальных комнатах – тоже, а тут – ноябрьский вечер над Темзой. Твоя работа?

– Моя. Чтобы никто, без особой надобности, в подвал не шастал.

– Согласен. Холод можешь оставить, а нетопырей, чтобы не было, а то чувствительная натура здесь в обморок упадёт.

– Нет тут никаких нетопырей. Сами знаете, это просто инфернальные сгустки. Им удобно такую форму придавать.

– Вот именно. Убрать, и чтобы впредь их не было.

Фыха глухо рыкнул (или рыкнуло, поскольку никакого рода у астральных сущностей не бывает), и летучие мыши, с неслышным писком пытавшиеся атаковать незваного гостя, бесформенными комками попадали на пол.

– Я сказал: убрать! – повторил чародей. – Самому мне этим заниматься? Может быть, ты полы за собой мыть прикажешь?

Фыха улёгся на пол и зачавкал, подъедая информационные сгустки.

– Молодец. Умная Фыха, – похвалил Амбинимус.

– Ты ещё скажи: хорошая, – огрызнулся зверь.

– До хорошей тебе, как мне до палаты лордов. Доел? Тогда пошли дальше.

В гардеробной горел электрический свет, такой же неживой, что и зелёное свечение подвала. Мослы разбитого скелета по-прежнему кучились на полу.

– Подбери.

– Это не моё, – огрызнулся Фыха. – Он тут в шкафу всегда был, и я его из шкафа не вытаскивал.

– Я сказал: подбери. Начисто.

Фыха принял прежнюю позу лежащего сфинкса и захрустел костями.

– Давай-давай, – проворчал он в промежутке между разгрызанием костей. – Раскормишь меня до невозможности, я сил наберусь, сорвусь с цепи и такое с тобой сделаю, что мне самому страшно.

– Мечтать не вредно. У меня сил на сто таких, как ты, хватит. Ты череп-то не забудь, вон он, под комод закатился.

– В соседнем шкафу ещё один скелет прячется.

– Пусть пока постоит. Пригодится.

Покончив со скелетом, прошли в гостиную. Фыха повёл носом:

– Ничего нет. Чисто тут.

– А вот врать не надо. Про крысу почему молчишь? Твоя, между прочим. Зови сюда.

Крыса против своей воли выбежала на середину гостиной.

– Хвост не болит? – спросил Амбинимус.

– Тебе какое дело? – отрубил грызун. – Сам отдавил хвост, а потом спрашивает.

– А не расстилай хвоста на моём пути. Фыха, убери это с глаз долой.

Фыха разинул пасть.

– Эх, хозяин!.. – огорчилась крыса. – Я, можно сказать, не за страх, а за совесть старалась служить, а меня за верную службу заживо жрать. Не по-привиденчески это.

– Выбирать надо, кому служишь, – сказал Амбинимус, но крыса уже исчезла в Фыхиной пасти.

«На зуб-то не попала, – отметил про себя Амбинимус, – захочет Фыха, отрыгнёт свою крысу живёхонькой».

– Теперь спальни, – сказал он. – Сначала хозяйскую, затем и хозяйкину.

В спальне Натаниэля Гордона не было ничего, что могло бы заинтересовать колдуна. Пара постеров на стенах, ночной столик, торшер и расхристанная постель, ясно указывающая, что горничная была отпущена ещё вчера, а сам хозяин застилать постель не умел или не посчитал нужным.

– Ишь, как тут чисто! – заметил Амбинимус. – Вот уж у кого сон спокойный. И не поверишь, что хозяин – сочинитель самых мрачных готических романов. Опять же, откровенной порнографии за ним не числится, но работает он всё время на грани. А в спальне у него всё целомудренно, как в келье старушки-монашенки.

– Так он здесь не сочиняет, – произн ёс Фыха, подпустив в голос развратных интонаций. – Он здесь спит.

– Тогда двинулись в хозяйкину спальню. Чуют мои чакры, что там нас ждёт иная картина.

Так и случилось. Воздух в помещении рябил от облаков гнуса. Трёхчастное зеркало на туалете красного дерева, создавало иллюзию бесконечного коридора, в котором клубилось что-то тоже бесконечно длинное. Над кроватью нависал полог или балдахин из серой паутины, не позволявший видеть постель.

– Летучую мразь убрать, – скомандовал чистильщик. – Там и твои флюиды порхают…

– Так я не со зла, а из любопытства. Тут такая кунсткамера собралась, грех не подсмотреть.

– Ты смотри, я тебе такую кунсткамеру устрою, будешь в формалине плавать. Зеркало не тронь – разобьёшь. Я с ним сам разберусь.

Обживший зеркальный коридор и кажущийся бесконечно длинным глист, на деле насчитывал ярдов с полсотни. Амбинимус вымотал его из зеркала с помощью палки, кинул на пол.

– Жри.

– Не хочу. Противно.

– А мне не противно? Допустил такое в доме, теперь жри.

Через минуту спальня приобрела вполне пристойный вид, если не считать серого занавеса, скрывавшего постель.