Евгений Гуляковский - Сила Прометея

Император не принимал никакого участия в происходящем и продолжал молча восседать на своем троне, лишь изредка, словно китайский болванчик, кивая седой головой. «Хоть бы стражу позвал!» — мельком подумал Танаев и сразу же вспомнил, что стражи в ближайших комнатах не было и в помине.

Рилу осталось сделать последний шаг, и он уже занес страшную лапу, сведя гигантские полуметровые когти, словно огромные клеши, чтобы выполнить свою анатомическую угрозу.

Было мгновение, во время которого Танаев простился со своей долгой жизнью и даже успел подумать о том, что, возможно, скоро встретится с оставленными в нижнем мире друзьями. Вот только появиться он там должен был в совершенно ином качестве, и уж тогда ему припомнят все, что он сделал с Храмом Смерти.

Но прояснило его голову не это, а пронзительная мысль о том, что, если он сейчас уйдет из верхнего мира, дело, которое он здесь начал, останется незавершенным, а Земля полностью попадет под власть захватчиков. Он не переоценивал свои силы, просто знал, что в его руках сосредоточены все нити, и надежда на победу человеческой расы зависела сейчас только от него.

И, как бы отвечая на эту мысль, в мозгу Глеба ярко вспыхнуло имя Леоны. Она станет следующей в жертвенной цепи, которая потянется за этим кровавым чудовищем. Некому будет защитить женщину, принадлежавшую ему, его женщину…

Следующей мыслью Глеба стал приказ. Даже не приказ, пожелание. Лишь одно слово пронеслось в его мозгу: «МЕЧ!»

И меч пришел! Рукоятка не пронеслась по воздуху через всю комнату. Она растаяла в том месте, где только что лежала, и материализовалась в правой руке Танаева. А вырвавшийся из нее желтоватый луч лезвия вспорол живот надвигавшемуся на него демону еще до того, как палец Танаева нащупал нужный камень. Какое-то мгновение Рил не понимал, что поменялся ролями со своей жертвой. Лишь секунду спустя, когда водопад вонючей жижи обрушился в императорскую опочивальню из его распоротого брюха, он разразился чудовищным ревом, который сразу же перешел в захлебывающийся жалобный вой.

— Извините, Ваше Величество! Мы тут немного намусорили! — проговорил Танаев, повернувшись к императору, когда тело Рила со страшным грохотом рухнуло на пол.

Губы императора дрожали, щеки дергались, он только что освободился от транса, в который ввел его появившийся здесь демон, и был совершенно подавлен всем происшедшим. Состояние императора показалось Танаеву подходящим для завершения важного дела, которое ему не удавалось провернуть все это время.

— Чем я могу… Вы спасли меня… Это чудовище: оно требовало, чтобы я… Чтобы вас…

— Я знаю. Но вы можете отблагодарить меня.

— Хотите орден голубой подвязки? Я сейчас распоряжусь!

— Мне не нужен орден. Но ваше благополучие под угрозой. Вы убедились сегодня, что императорская гвардия ненадежна. Ее необходимо переформировать и заново обучить. А вашу безопасность на это время обеспечат мои монахи.

Император молчал, отведя взгляд в сторону, он тянул время, стараясь не смотреть на то место, где лежала отвратительная гора мяса, совсем еще недавно бывшая живым демоном. Но Танаев безжалостно продолжал:

— Это необходимо сделать, Корнелий! В сложившихся обстоятельствах я мог бы этого потребовать, но я всего лишь смиренно прошу вас немедленно подписать указ о передаче гвардии в мое распоряжение. Если вы этого не сделаете, я не смогу гарантировать, что завтра такое же чудовище вновь не появится в вашей спальне!

Последний довод доконал императора, он еще помолчал, переводя взгляд с Танаева на поверженного им демона, а затем, очевидно, решив, что сопротивление в этой ситуации бессмысленно, пробормотал:

— Хорошо. Зовите писаря… Но только ваши монахи должны будут носить форму моих гвардейцев!

Его волновала форма! В то время, когда рушились города и черные чудовища хозяйничали в человеческих жилищах, его беспокоила форма! Ему бы в куклы играть, а не руководить некогда великой державой, доведенной до ручки. Впрочем, он ею и не руководил, это им руководили всякие проходимцы, оказавшиеся поблизости.

Танаев повернулся к стене и подергал свисавший над ложем императора шелковый шнурок.

Слуг пришлось ждать довольно долго. Но когда они наконец появились, под грозным взглядом Танаева порядок в спальне был восстановлен в считание минуты, и вскоре канцлер покинул покои Корнелия с желанной бумагой в кармане.

На следующее утро Танаев вместе с Альгером проводили смотр новоприобретенного Танаевым подразделения.

Императорская гвардия состояла из двух отрядов — конного и пешего. С пешими алебардщиками все обстояло более-менее благополучно. У них чуть ли не каждый день проводились учения, их назначали в караулы и охрану дворцовых помещений, так что свое оружие и обмундирование они были вынуждены держать в образцовом порядке.

Совсем иная ситуация сложилась в конном отряде, который участвовал в параде лишь раз в год, а все остальное время фактически бездельничал. Ничто так не разлагает солдат, как длительное безделье. Азартные игры и пьянство в их казарме стали обычным делом.

Они и сейчас, знакомясь с новым начальством, сидели на лошадях скособочась, словно только что выбрались из трактира.

Больше всего Танаева беспокоили даже не сами кавалеристы, а состояние их лошадей, ведь именно им отводилось в его плане штурма портала черных главное место.

Наметанный взгляд Альтера сразу же заметил потертости от плохо подогнанной сбруи, сбитые бабки и следы многочисленных укусов насекомых на крупах лошадей.

— Вот что, господа гвардейцы, — проговорил он, медленно прохаживаясь вдоль неровного строя кавалеристов. — Похоже, вы не понимаете, какая миссия вам предстоит, и не желаете положить свои жизни на алтарь отечества!

— На алтарь чего? — донесся из строя вопрос, вызвавший смешки у остальных всадников.

Пришлось вмешаться самому Танаеву, до этого наблюдавшему за происходящим со стороны.

— Алтарь отечества есть место, частью которого являются ваши казармы, господа гвардейцы, — пояснил он наиболее доходчивым примером. — И в этих казармах вы будете сидеть безвылазно до моего особого распоряжения! А точнее, до того момента, пока каждый из вас не усвоит значение слов: «Алтарь отечества», испоганенный в настоящее время черными пришельцами из нижнего мира и вашим непотребным поведением.

Его заявление вначале было встречено гробовой тишиной, а затем дружным хохотом. Гвардейцы не принимали нового канцлера всерьез. Они вообще почти ничего не принимали всерьез — эти избалованные сыночки высокопоставленных аристократов, рассматривавшие службу в гвардии как ступеньку для карьерного роста.