Степан Кирнос - Падение ангелов

«Где мои ребята? Где мои верные воины? Я не знаю этих людей», — пронеслись скорбные мысли в голове Доуху, который знает, что сейчас его венецианцы рассеяны по всему полуострову и руководят работой диверсионных команд, которые по приказу, в один момент, должны парализовать жизнь имперской инфраструктуры.

Мятежи и бунты становятся всё интенсивнее, и герцог чувствует, видит это. Он понимает, что все подпольные политические лидеры сопротивления ведомы из единого центра и «некоторая часть предложена прямо на заклание, в жертву свободе региона, которую должен пожрать народ и впасть в гнев освобождения», — как красиво выражался Фемистокл пере сегодняшней операцией.

«Это всё ради Жака», — шепчет про себя Доуху, пытаясь успокоить себя перед дерзкой вылазкой.

Внезапно автобус остановился и герцога чуть покачнуло в сторону, тут же все воины взялись за оружие, ощутив, что приехали в пункт назначения. Доуху трясёт, как одинокий лист на холодном осеннем ветру и ему не по себе от того, что сейчас им придётся творить, но всё же он встаёт и выходить на улицу, выбираясь из автобуса в яркий свет грядущего безумия.

— И запомните — не слова по-новогречески, — резко говорит один из бойцов группы и герцог узнаёт в нём Энтимона, главу особого отряда одного из имперских орденов и Доуху припоминает, что все они тут офицеры и все сражаются за новую Грецию.

Доуху до сих пор не может поверить, что тот, кто был поставлен самим Канцлером — вершить волю Империи, идёт на такое мерзкое действие. Ведь он всегда думал, что местные бунты — дело рук мелких шаек мятежников, но всё это оказалось хорошо спланированной сетью в центре которой сидит Мастер-защитник и умело дёргает за нити неповиновения. Он как тёмный дирижёр, задающий музыку мятежа, её громкость и тон, который умело всё приготовил… всё ради одного момента. Пока в Империи не знают о его цели, которой герцог может только удивляется, ибо поставленный практически выше всех на Балканах, первый предал Канцлера, утянув за собой бесчисленное количество людей.

Они на той самой площади, где развернулось буйное мятежное представление — транспаранты и плакаты, обращённые к дворцу и люди их держащие, изливающие буйство недовольства. Такая картина везде и всюду — от Афин и до самого Эпира от Аргоса и по самый Константинополь, и они здесь, чтобы искру сделать пламенем, который сожжёт Рейх.

Герцог ступает по площади, чувствуя под ногами твердь и ждёт приказа, однако всё началось очень быстро, да так, что он даже не заметил. Он услышал, как на всю улицу раздаётся громогласное воззвание из граммофонов техническим голосом далёкого проповедника:

— Говорит Кардинал Южнобалканской Епархии Бенедикт Джаско. Граждане великой Империи, мои дорогие братья и сестры, я несу вам слово всей нашей великой церкви здесь и прошу вас оставить любые попытки мятежей и митингов. Этим вы ничего не исправите, да только нанесёте больше ран на свои души. Не будет никого «освободителя», как говорят какие-то преступники, ибо в мятеже нет свободы, только рабство тем, кто несёт идеалы безумия революции. Не делайте жертв нечестивым богам, смиритесь перед происходящем, ибо только им, вы принесёте мир и покой на земле Империи.

Кардинал закончил в тот момент, когда начал говорить мятежник под прикрытием:

— Мы отряд Имперской Службы Безопасности! — закричал Энтимон. — Требуем всех разойтись, иначе будет применено летальное оружие!

Люди не успели ничего сказать или ответить, даже реакции никакой не было, ибо первые ряды протестующих тут же6 пали на землю, раскрасив чёрное и белое кровью. Автоматы зазвенели как сумасшедшие, неся неминуемою гибель множеству людей и раздались истошные крики под звонкий гул очередей. Все в округе ринулись бежать кто куда, кричат и уносят ноги как можно дальше, плакаты с громкоговорителями упали на плитку прямо в кровь, а преддверье у забора дворца ныне усеяно телами и омыто алым. Но те, кто пришли распалять не могут успокоиться и продолжают беспорядочную стрельбу, уничтожая местное население методичными выстрелами в спину.

Доуху принял на себя удар местной полиции, которая пыталась спасти митингующих, явно не веря, что те, кто пришёл сюда и стреляют по людям — это представители Империи. Люди в тёмно-синей и чёрной униформе открыли огонь из пистолетов, но ответом им стала очередь автомата, которую не выдержали бронежилеты и люди попадали на землю, стеная и плача.

Воздух мгновенно наполнился дымом и запахом смерти, всюду слышатся истошные вопли и крики о помощи, и чувствуется, как зреет и разрастается хаос, который энтропией разбегается по городу.

— Продвигаемся! — кричит боец, меняя магазин и продолжил стрелять, только уже по проезжим автомобилям и окнам зданий. — Нам нужно зачистить дворец от всякой швали в блоке «Б».

Доуху, смотря на высокое здание, видит, что помимо основного ансамбля готических построек рядом, справа ютиться пятиэтажное здание, выполнение в виде и стиле греческих построек древней Эллады и стало местом работы для сотни представителей власти Балканской автономии.

Отряд направился туда, предварительно вынеся забор залпом подствольных гранатомётов, и он разлетелся на куски с металлическим перезвоном. Сквозь тучу пыли и мелких осколков плитки семь воинов явились в ореоле зла и открыли беспорядочный огонь по зданию в не-имперском стиле, затопив место у двери в шторме пуль. Там, на высоте пятидесяти ступеней у самых двухстворчатых дверей теперь лежат мёртвые охранники в светло-синей одежде.

Доуху знает, что прежде всего подумают на Имперскую Службу Безопасности, ибо даже приказ в базах имеется подделанный и внедрённый, а бюрократическая машина Империи получила «повеление» главы Службы о ликвидации митингующих и «проправительственных сил Автономии, поддерживающих повстанческое сепаратное движение».

Отряд забрался наверх и выбил двери, моментально проникая вовнутрь и заливая там всё стрельбой и огнём подствольных гранатомётов, не зная жалости, на месте убивая работников и разоряя помещения убийственными залпами.

Герцог оставался у порога, позади всей группы и тут же ему и ещё одному человеку поступил приказ:

— Доуху и Верлимон, оставайтесь на месте и удерживайте позиции на месте! Не пускайте сюда правоохранителей!

Два человека отступили от входа на улицу и заняли место у колонн, выставленных прямо у ступеней и направили автоматы в сторону места их прорыва.

— За что воюешь? — спросил Верлимон. — Чувствую, что явно не за свободу нашего славного региона.

— У меня свои мотивы, — буркнул Доуху и направил взгляд в сторону площади, где останавливаются множественные автомобили и оттуда выбегают полицейские, выстраиваясь у машин, как у баррикад.