Степан Кирнос - Падение ангелов

— Ой скоты, — сдавленно произнесла Элизабет, чтобы не вызвать подозрений; её взгляд, полный отвращения и ненависти уставлен на то, как пятеро полицейских вяжут манифестантов, которые не в силах подняться от боли в ногах, доставленной резиновыми пулями.

— Да, печальная картина, — соглашается Филон.

— Да они давят нашу свободу, — голос Элизабет становится всё сильнее. — Что они такого криминального просили? Империя совсем уже озверела. Слышал новость?

— Какую?

— Вчера приговорили к десяти годам лишения двух жрецов Эроса за то, что те устроили подпольный клуб знакомств.

— Только ли знакомств? — переспросил парень.

— А вот это вообще не важно. Главное, что их осудили по статье триста какой-то — «Организация языческого культа». Они всего лишь помогали людям найти свою пару…

— Тебя больше волнует, что люди теперь не смогут пары создавать или арест за религиозную принадлежность?

— Филон! — вспылила девушка.

— Ладно-ладно, прости, я просто так взболтнул, — мужчина ускорил шаг. — Лучше промолчать мне, а то вдруг нарвусь на твою ярость.

— Вот и правильно, — Элизабет поспешила за парнем и в лёгкой радости была забыта ситуация с митингующими. — Я ещё помню несколько приёмов из арсенала Гвардейцев Ареса, когда наша славная гвардия существовала.

— Скажи, а как ты там оказалась? — выйдя из площади и оказавшись на просторной улице, спросил Филон.

— Да отец, он меня после школы зачислил в гвардейскую полицию, одно из подразделений аресовсцев, которые занимались патрулированием.

— Вот так? Без всяких вопросов? — удивился Филон.

— Знаешь, я и сама была не против. Отец всё детство меня натаскивал с тренировками, спортом, оружием и драками. Говорил — неважно, девочка или парень, но постоять за себя должен каждый. А ещё ругался каждый раз, когда я говорила, что могу пойти учиться в храм Афродиты.

— И что дальше?

— В восемнадцать лет меня зачислили в прихрамовую военную академию, где я и встретилась со своими бывшими. И за три года до прихода Рейха забеременела.

— Понятно, — проскрипел парень. — А что вы там делали? Просто нам гвардию представляли, как героев.

— Это сильно преувеличили. Охрана жрецов и стычки с бандитами, пару раз была на вялотекущей войне со спартанцами и македонянами, — Элизабет горестно выдохнула, — печально вспоминать эту страницу жизни. Столько воспоминаний…

— О, — Филон резко повернул и дёрнул за ручку деревянной двери, — вот мы и пришли.

Внутри раскинулся небольшой магазинчик сладостей частного характера. На территории Рейха только Балканы могут ещё похвастаться обилием свободного негосударственного предпринимательства, но и это кажется ненадолго. У Филона раньше была своя отдельная частная маленькая конторка, где он зарабатывал отдельно от основной работы, но её прикрыла Империя, причём ссылаясь на новое законодательство, указывая, что гражданин может либо работать на кого-то, либо на себя, совмещение, согласно новому Трудовому Кодексу, запрещено, ибо это может родить в человеке хищнически-материалистические потуги в душе, а это против учения Империал Экклесиас.

— И что мы тут делаем? — спросила девушка, разглядывая множественные деревянные витрины, небитые шоколадками, мармеладом и леденцами, шурша подошвой кроссовок о паркет. — Ты же пришёл не пирожных купить? А хотя… помнишь те, белые с шоколадом? Которыми ты меня накормил на первом свидании? Ох, как бы я хотела их сейчас снова попробовать.

— Понимаю, милая, но они не сравнятся с твоими заварными пирожными, которые ты приготовила как-то на одну из наших посиделок. А теперь прости, — мужчина сделал шаг ближе к кассе. — Какое прекрасное сегодня восходит солнце над свободными Балканами, — сказал Филон обращаясь к продавцу.

— Вы думайте, его сокроют тучи с запада? — спросил среднего роста молодой светловолосый парень, в чёрной рубахе и тёмных широких штанах, из-под которых слабо виднеются туфли.

— Нет, — вольно улыбнулся Филон. — Думаю, мы с этим справимся.

Назвав заветные слова продавец нажал пару кнопок и один из стеллажей с конфетами слабо отступил назад, являя проход в глубь здания и благо в магазине никого нет. Филон и Элизабет моментально туда юркнули, чтобы парень смог сокрыть их сошествие вниз.

Спустя полминуты следования по тёмному сырому коридору они вышли в небольшую залу, где из мебели только небольшая самодельная трибуна, возле которой стоит один человек в старом сером тканевом пальто. В помещении человек двадцать, не меньше, и все стоят галдят и переговариваются.

— Вот мы и на месте, — с восхищением сказал Филон. — Там, где можно свободно поговорить.

— Ты куда меня привёл? — с некоторым отторжением спросила Элизабет.

— Ты же против Рейха и Канцлера, не так ли? Так вот, это место, где мы единым фронтом и единым порывом выступаем против его диктатуры, — восхищение обшарпанными стенами, ароматам сырости и плесени, тусклым освещением и непонятно кем росло в каждом слове Филона.

— Так тут сопротивление… Великого Коринфа? — с недоумением того, что повстанцы прячутся по норам как крысы, вопросила Элизабет; сама девушка никогда не встречалась с бунтарской деятельностью и в её сознании мятеж это нечто романтичное и вдохновляющее, а его сторонники предпочитают конспиративные квартиры, уличные встречи и широкие апартаменты покровителей.

— Да, оно самое. А ты чего от нас ждала? Мы не можем себе позволить широкой деятельности, иначе нас накроет Рейх.

Элизабет даже предположить не могла, что её знакомый, и влюблённый в неё парень может оказаться участником ячейки сопротивления. Она смотрит на него, на его растрёпанную вольную причёску, на зажжённый взгляд.

— Элизабет, это наш единственный шанс быть вместе, — сказал Филон, взяв девушку за руку, и дама ощутила некое тепло в руках, почувствовала приятное несравненное чувство у сердца. — Давай послушаем, что скажут эти мудрые люди.

— Элизабет! Элизабет! — раздалось громкое воззвание и через толпу к молодым людям протиснулся мужчина, с седыми кудрями, в длинном зелёном камзоле; он заключил девушку в крепкие тёплые объятия. — Дочь моя!

— Папа, — тепло ответила Элизабет. — Что ты тут делаешь?

— Я тоже тут выступаю за свободу, — гордо заявил мужчина лицо, которого покрыли морщины. — Глава этой ячейки, Сирияк, мой старый знакомый, пригласил меня поучаствовать в движении за независимость. — Тут же старик ударил себя в грудь и бахвально заявил. — Нас, последователей Ареса так просто не запугать. Пускай Рейх отбирает у нас нашу религию, культуру, свободу, но мы всё заберём обратно, причём с лихвой.

— Филон, — протянув руку, сказал парень.

— Аристарх.