Джо Аберкромби - Море Осколков: Полкороля. Полмира. Полвойны

Анкран наклонился к нему:

— По-моему, мы съели весь их ужин.

Джойд застыл, не вынув изо рта пальцы, а бородатый мужик рассмеялся и, свесившись через очаг, хлопнул его по плечу.

— Простите, — сказал Ярви, отодвигая миску.

— По-моему, вы голодней, чем мы, — произнесла Шидуала. На языке моря они говорили немного странно. — И идете на диво окольным путем.

— Мы направляемся в Вульсгард из земель племени баньи, — ответил Анкран.

Женщина обдумала его слова.

— Тогда ваш путь на диво прям, хотя и крайне необычен.

Ярви был с нею согласен.

— Знай мы наперед о том, как он труден, выбрали бы другую дорогу.

— Так и случается, когда выбирать уже поздно.

— А теперь нам остается только идти до конца.

— Так и случается, когда выбирать уже поздно.

Ничто придвинулся к Ярви и зашептал своим хриплым, стертым в песок голосом:

— Не верю я им.

— Он хочет поблагодарить вас за гостеприимство, — поспешно озвучил Ярви.

— Мы все благодарим вас, — сказал Анкран. — И богов вашего жилища.

Ярви смахнул золу со вставленного в очаг молитвенного камня:

— И Ту, Что Выдыхает Метель.

— Хорошо речено и хорошо принято. — Шидуала прищурилась. — Там, откуда ты родом, она — одна из малых богов?

Ярви кивнул.

— Но у вас она — среди высоких?

— Как и многое другое, боги кажутся больше с близкого расстояния. Здесь Та, Что Выдыхает Метель, извечный наш спутник.

— Поутру мы воздадим ей первую молитву, — сказал Анкран.

— Разумно, — сказала Шидуала.

— А вторую — вам, — сказал Ярви. — Вы спасли нам жизнь.

— Здесь все живое обязано стоять друг за друга. — Она улыбнулась, и бороздки на ее лице напомнили Ярви мать Гундринг, и на миг он затосковал по дому. — Любому из нас хватает и одного врага — зимы.

— Мы понимаем. — Ярви поглядел на Сумаэль — ее приткнули поближе к огню. Закрыв глаза, девушка покачивалась под одеялом. На ее лицо вернулись почти все прежние краски.

— Можете перезимовать вместе с нами, до наступления тепла.

— Я не могу, — хрипло произнес Анкран, на его лице набухли желваки. — Я должен попасть к семье.

— А я — к своей, — добавил Ярви, пусть его и подгоняла нужда не спасти, а убить своих родичей. — Мы продолжим путь. Правда, у вас есть много вещей, без которых нам будет худо…

Шидуала оценила их печальный расклад и заинтересованно приподняла брови.

— Есть, есть. Можем с радостью их обменять.

При слове «обменять» ее сыновья заулыбались и согласно кивнули.

Ярви бросил взгляд на Анкрана, и тот развел пустыми руками:

— Нам нечего дать взамен.

— Вон там у вас меч.

Ничто насупился мрачнее прежнего, приобнял оружие и чуточку приблизил к себе. Ярви до боли ясно сознавал, что еще несколько минут назад тот с радостью убил бы всех этих людей.

— Он не расстанется с ним, — сказал Ярви.

— Есть еще одна штука — и будь она наша, я бы ей попользовался всласть. — Мужик с бурой бородой с другой стороны огня пристально уставился на Сумаэль.

Джойд оцепенел, Ральф зарычал от негодования, а когда заговорил Анкран, его голос кромсал, как секира:

— Мы не продаем своих. Ни за какую цену.

Шидуала рассмеялась.

— Вы не так поняли. У нас почти нет металла. — Она обогнула очаг, выгибая бедра, коснулась сверкавшего сталью ошейника Сумаэль и вытянула из-под ворота кусок ее изящной цепи. — Вот что мы хотели бы взять.

Ярви почувствовал, как на лице расплывается улыбка. Давненько она там не появлялась, и расставаться с ней не хотелось.

— В таком случае… — Он размотал платок из истрепанной парусины и выудил собственную цепь, потяжелее. — Может быть, заберете и эту?

Глаза бородатого загорелись, когда он взвесил цепь в руке, а потом у него отвалилась челюсть: Ничто настеж рванул свой воротник.

— Вот, как-то так, — произнес он, вытягивая наружу громадные звенья.

И вот теперь уже улыбались все. Ярви подсел поближе к огню и потер ладони, как это делала мать.

— Ну а сейчас — давайте меняться.

Ничто прошептал ему на ухо:

— Я ж тебе говорил — последнее слово будет за сталью!

Хрустнув напоследок, отвалилась проржавелая заклепка, и ошейник Ничто распахнулся.

— Этот упрямый попался, — отметил бородатый, глядя на подпорченное зубило.

С некоторой запинкой Ничто привстал с колоды, дотронулся дрожащей ладонью до шеи — ее огибал мозолистый след, там, где железо много лет натирало кожу.

— Двадцать лет я носил этот ошейник, — тихо вымолвил он, и на глазах заблестели слезы.

Ральф похлопал его по плечу.

— Свой я носил только три, а все равно без него стал легким, как ветер. Тебе-то, небось, вообще мнится, что сейчас ты полетишь вдаль.

— Да, — прошептал Ничто. — Полечу.

Ярви рассеянно ковырял застарелые ожоги там, где прежде сидел его собственный ошейник, и наблюдал, как Анкран складывает вещи, за которые они уплатили оковами. Удочку и приманку. Лопату, сделанную из лопатки могучего лося. Бронзовый нож, по виду — эпохи, последовавшей за Сокрушением Божиим. Девять стрел для Ральфова лука. Деревянную миску. Сухой мох для растопки. Свитую из шерсти веревку. Овечий сыр, баранину и сушеную рыбу. Меховые одежды, наволочки из грубо тканного полотна и невыделанную шерсть для набивки. Кожаные мешки, чтобы все туда запихнуть. И даже дровни — чтобы было на чем тянуть это добро.

В прежние дни эти вещи считались бы жалким хламом, сплошной нищенской рухлядью. Теперь они представали горою сокровищ.

Сумаэль под самый подбородок завернули в толстую белую шубу. Она прикрыла глаза, на лице проступала редкая для нее довольная улыбка, сквозь рассеченную губу просвечивал белый зуб.

— Ну как, получше? — спросил ее Джойд.

— Мне тепло, — прошептала она, не размыкая глаз. — Если я сплю, не буди, ладно?

Шидуала бросила раскрытый ошейник Ничто в бочонок, куда уже сложили прочие цепи.

— Если примете совет…

— Непременно, — отозвался Анкран.

— Идите к северо-западу. Через два дня вы попадете в страну, где из-под земли пышет жаром огонь. По краю тех земель бегут теплые ручьи — они изобилуют рыбой.

— Мне рассказывали об этой стране, — проговорил Ярви, вспоминая плывущий над очагом голос матери Гундринг.

— К северо-западу, — подтвердил Анкран.

Шидуала кивнула.

— И пусть вам сопутствуют боги. — Она повернулась, чтобы уйти, но тут Ничто неожиданно упал на колени, взял ее руку и прижался к ней растрескавшимися губами.

— Вашей доброты я никогда не забуду, — сказал он, утирая слезы.

— Никто из нас ее не забудет, — сказал Ярви.

С улыбкой она помогла Ничто подняться и потрепала его по щеке.

— И другой мне награды не надо.

Ральф с огроменной ухмылкой выскользнул из-за деревьев. На одно плечо он повесил лук, с другого свисал убитый олень. Чтобы его умение обращаться с луком ни у кого не вызывало сомнений, он не стал вытаскивать стрелу из сердца животного.