Артём Мичурин - Еда и патроны. Прежде, чем умереть

— На борту аэроплана будет крайне затруднительно организовать бордель с казино.

— Ах, вон оно что. Амбициозный проект. И где плавать будешь?

— Для начала по Оке, а там, может, и на Волгу подамся. Ты подумай — недельный круиз с лучшим сервисом на земле. А главное — взошедшему на борт от услуг уже никак не отказаться, остановок не делаем, шлюпок не предоставляем.

— Умно. Чертовски умно. А ты не думал, что это может отпугнуть клиентов? Ну, я о том, что найдётся не так уж много душевнобольных, желающих на неделю изолировать себя в компании охотника на людей.

— Легендарного охотника на людей, — внёс я важное уточнение. — Кроме того ты забываешь о шлюхах, картах и бухле, а они привлекут хоть к чёрту на вилы.

— Ладно. Но чем твой плавучий бордель будет лучше обычных, сухопутных борделей? Там ведь всё то же самое.

— Вот сразу видно, что опыта в этом деле у тебя ноль. В борделе ведь что главное?

— Секс? — ответила Оля нерешительно.

— Покой. Покой и отстранённость от всего сущего, кроме той его части, что приносит удовольствие. Сексом можно и в подворотне заняться, но это всё равно, что перехватить пирожок вместо ужина в ресторане при свечах. И никому не нравится, если посреди этого ужина к нему врываются жёны, любовницы, кредиторы, недовольные клиенты, друзья-товарищи и прочая нечисть, норовящая разрушить и без того зыбкое ощущение счастья. У меня подобные досадные недоразумения будут попросту исключены. Если только мой плавучий храм наслаждений не подвергнется обстрелу с берега. Но на этот случай предусмотрены броня и пулемёты.

— Хорошо, — покивала Оля, обдумав услышанное. — Но как ты собираешься набирать клиентов? Смотри, в обычный бордель страждущие идут сами, а в твой можно будет попасть с причала раз в неделю. Станешь объявления расклеивать?

— Почему нет? Вначале возьму низкими ценами, а потом, когда слава о моём несравненном «Альбатросе» разлетится по городам и весям, выйду на прибыль. Так оно и работает.

— Альбатрос — морская птица.

— Да похер, звучит-то здорово.

— Кол — капитан «Альбатроса», — произнесла Оля, глядя в тёмное небо. — И всё, вот так уйдёшь из дела?

— Нельзя оставаться в нём вечно. Как бы сердце к этому ни лежало, как бы ни фартило, теория вероятностей рано или поздно настигнет каждого. Ото всех пуль не уйдёшь. А смерть — дело такое, всегда успеется. Так почему бы не поэксплуатировать жизнь ещё немного, насладиться лучшими её проявлениями?

— Может ты и прав.

— Иди ко мне в партнёры.

— Что? В твоё пароходное хозяйство? — улыбнулась Оля, и огонь отразился в её глазах.

— Ну да. С таким капиталом мы быстро пойдём в гору. А потом, глядишь, целым флотом плавучих блядушников обзаведёмся. Станешь верховной мамкой по эту сторону Уральских гор. Ладно-ладно, может, я чутка перегнул, но перспективы всё рано заманчивые. Да?

— Я подумаю.

— Адмиралтейство организуем.

— Сказала же, подумаю.

— Треуголку тебе пошьём, камзольчик с аксельбантами...

— Всё, я спать.

— Погоди, надо ещё флаг обсудить. Предлагаю алую розу в золотом поле. Оля, ну ты чего? Иногда роза — это просто роза. Вот и поговорили, — подобрал я выброшенный из палатки спальник и отправился рубить еловые ветки себе на подстилку.

Глава 40

Какова была бы жизнь, не случись Третьей Мировой? Моя жизнь. Кем бы я стал в мирное время информационной эпохи? Может, работал бы день за днём в унылой конторе, носил бы бумажки на подпись, стучал по клавишам, обсуждал жопу новой секретарши с коллегами в курилке, а ночью убивал бы людей? Или запускал бы программу на ЧПУ-станке, точил бы деталь за деталью, резал лазерным лучом стальные листы, а ночью — людей? А может даже подался бы в правоохранительные органы, расследовал бы преступления, обезвреживал негодяев, а ночью... Впрочем, это пустое. Не был бы я никем без ядерной заварушки. И самого меня не было бы. Я — продукт войны, для войны и ради неё. Зачем себя обманывать? Можно кинжалом стругать колбасу, но криво и говённо, а переточить его в кухарь не получится. Ольга права. К чёрту глупые фантазии, пора делать то, ради чего рождён.

— Подъём! — заглянул я в палатку к моей спящей красавице.

— Кол, какого хрена? — скорчила она недовольную мину и посмотрела на часы. — Четыре утра.

— Вот именно. Нет времени разлёживаться, хватай свой таз и вперёд! Вода в котелке, через полчаса сворачиваемся.

— Я...

— Дольше ждать не буду.

Нет лучшего средства от хандры, чем испоганить настроение своему ближнему. Сработало, как всегда. Хмурая Олина физиономия прекрасно оттеняла моё с каждой минутой укрепляющееся душевное равновесие. Я быстро воспрянул духом и, как любой хороший товарищ на моём месте, усердно подбадривал свою ворчащую заспанную спутницу, едва не падающую с лошади:

— Давай-давай, соберись. Ты дело делать пришла, или на перине нежиться? У нас сейчас каждая минута на счету, на вес золота буквально. Ты ведь всё ещё хочешь золота?

— Я сейчас хочу только одного — спать.

— А вот наши заклятые друзья уже давно на ногах и носом землю роют, чтобы присвоить золотишко, зуб даю. Уж эти засранцы глаз не сомкнут, пока не обчистят нас до нитки.

— Кол, заткнись, пожалуйста, хоть ненадолго, у меня голова раскалывается.

— Голова у тебя сейчас должна болеть только об одном — как поскорее прихлопнуть вероломных мерзавцев, и забрать причитающееся у клуба авиамоделистов.

— Это два.

— Что два?

— Ты сказал: «Голова должна болеть только об одном», а это два.

— Какая зануда. Ты же поняла о чём я. Что за манера доёбываться до мелочей? Всё, спи дальше, если по существу сказать нечего. И знаешь что, — обернулся я к уже вздохнувшей с облегчением Оле, — говоря о розе, я имел в виду исключительно цветок, а ты всё опошлила, и теперь эта идея мне самому не нравится. Думаю, пусть на флаге будет вагина. Да, и сиськи. Чтобы никаких хитровыебаных интерпретаций.

— Отлично.

— Правда?

— Я соглашусь со всем, лишь бы ты отвязался.

— Даже с тем, что место женщины на кухне и в койке?

— Иди в жопу.

Мы ещё некоторое время мило беседовали о гендерном превосходстве, пока Оля не начала меня игнорировать, и ведение просветительского монолога мне, в конце концов, наскучило.

Тем временем лес поредел, и за ним показалось поле с маячащими вдалеке крышами изб.

— Что за деревенька? — спросил я, на что Оля только покачала головой, складывая карту. — С компасом сверялась?

— Не держи меня за дуру, — огрызнулся мой ангелочек.

— Что ж, как бы там ни было, предлагаю заскочить. Может, узнаем новости о нашей сладкой парочке. Я про Стаса и Павлова, не питай пустых иллюзий.

Преодолев поле, мы выехали на единственную улицу, разделяющую три десятка домов, часть из которых встречала нас заколоченными окнами и давно не знавшими человеческой заботы растениями в палисадниках. Но добрая половина труб безымянной деревеньки исправно коптили небо берёзовым дымком. Я выбрал избу посолиднее, рассудив, что от немощных стариков из покосившейся халупы вряд ли чего добьёшься, слез с лошади и постучал в дверь.