Семён Афанасьев - Не та профессия-3 [СИ]

— Не смейся! Возможно, если ты сейчас не готов, то тогда был готов ещё меньше. — Она пронзительно сверлит меня взглядом.

А я ненадолго задумываюсь о перипетиях бытия.

Я где-то согласен с тем утверждением, что браки заключаются на небесах. Только вот с возрастом, как в том оскароносном фильме старой Империи там , все недостатки каждого человека сходу становятся видны. Оттого в пучину чувств, по достижении какого-то опыта, погружаешься крайне неохотно (чтоб сказать мягко).

Так-то, лично у меня этот вопрос вообще не стоит, по целому ряду объективных и субъективных причин. Но и наше с Алтынай совместное проживание, в течение всего последнего времени, тоже сложно назвать обыденностью лично для меня. Если мыслить категориями информационного века, то эмоциональные связи с ней у меня не то что образовались, а вообще окрепли больше, чем с чем-либо в этом мире ещё. Почти что.

— Ладно. Давай зайдём, как ты говоришь, с другой стороны, — продолжает прессинг Алтынай, перебирая наши с Вальтером листки и оценивая вид письма. — Это потом сожги, не вынося из шатра, — попутно замечает она. — Сейчас задам три вопроса. Ответишь?

— Когда я тебе хоть на какой-то твой вопрос не отвечал? — парирую в стиле Иосифа.

— Хорошо. Тогда первый вопрос. К чему ты стремишься в жизни? У тебя есть мечта либо цель? Из того разряда, что ты называешь стратегическими? — она как-то не по-детски пытливо смотрит мне прямо в глаза.

— Ничего себе вопросы на ночь глядя, ещё и от маленькой девочки, — рефлекторно ёжусь от собственных ассоциаций. — Я бы разделил твой вопрос на два. Если для ума, то у меня есть достаточно экзотическая магическая специальность, в которой я бы хотел чего-то достичь. Но этими тренировками я периодически занимаюсь на досуге; и где-то даже прогрессирую.

— Судя по тому, что ты всё ещё жив после стольких магов, там нет проблем, — соглашается она. — Даже не касаюсь вопроса, откуда у тебя вещи «Барсов Султана»… Что со второй частью вопроса?

— Вторая часть — это для сердца. Знаешь, тут мне нечего сказать. Пока просто не думал.

— Значит, нет у тебя мечты для сердца, — безжалостно отрезает Алтынай, не задумываясь ни на мгновение. — Тогда закономерен следующий вопрос. А как тебе живётся без мечты? И ты бы не хотел сменить ежедневную рутину на крылья за спиной?

— Ты ещё скажи, что знаешь, как это сделать, — недоверчиво отстраняюсь, поскольку она подаётся вперёд и прямо-таки сверлит меня взглядом.

Вызывая одновременно смешные мысли и разные интересные ассоциации.

— Знаю, — не спорит она. — Но сейчас очередь третьего вопроса. Ты мне доверяешь?

— Да.

— Насколько?

— Полностью и безоговорочно.

— Отлично. На пока достаточно, — удовлетворённо выпрямляется она. — Давай просто жить дальше.

— И что это только что было? — недоумеваю через минуту взаимного молчания.

— Не важно, — улыбается она. — Я услышала, что хотела, а Разия умная… А если что-то интересно уже тебе, то спрашивай ты. Я тебе тоже целиком и полностью доверяю. — Она хлопает меня ладонью по плечу.

— Откуда в тебе эта дурацкая мысль о скорой женитьбе на ровном месте? — бормочу в сердцах. — Как говорится, а всё так хорошо начиналось. — Вспомнив старый анекдот, расцветаю от улыбки сам с собой.

— Это естественная мысль для каждой взрослой женщины, — хмурится Алтынай. — И то, что ты меня где-то не воспринимаешь, как надо, не отменяет моих собственных мыслей, ощущений и чувств.

Она зачем-то упирается своим лбом в мой и застывает на полминуты в этом положении. Согревая оба лба одновременно.

— Ладно. — Отмирает она в итоге, встряхиваясь. — Вы когда Латифа допрашивать будете, меня позовёте?

— Без вопросов, — удивляюсь в который раз за эти несколько минут, теперь уже — неожиданной смене темы. — А с чего интерес?

— Мне надо задать кое-какие вопросы, которые Селим с Хамидом просили ему переадресовать, — отмахивается Алтынай. — Там по отчётности, что он кому рассказывал, и по их пенсиям. Если он знает. Тебе не интересно.

— А я про него и забыл уже за всеми делами, — хлопаю себя по лбу. — Видимо, старость…

— Я же говорю — жениться пора, — хихикает Алтынай. — А женой я буду хорошей, правда. Только вот Ханом тебя сделать не смогу, это наши заморочки.

— Да мне и не надо. У меня свой Путь, как говорил один мэтр в Столице Империи.

А дальше Алтынай совсем не по-местному подхватывает меня под руку (видимо, насмотревшись у Вальтера) и выволакивает из шатра, искать остальных.

*********************

Латиф путешествие по засушливым землям перенёс неожиданно легко. Во-первых, кочевники каким-то образом всегда знали, где взять воду (не иначе как существовали или карты источников, или известные кочевому люду приметы).

Во-вторых, сломанные кости ему периодически приходил править этот сотник «Барсов Султана», который в Орде почему-то тоже был своим (может, воевали когда-то в составе единого войска?..).

Угрюмый лысый болван, не смотря на звероватые замашки и полное отсутствие манер, видимо, не чужд был целительской магии — уж это постоянный посетитель покоев Валиде-Султан определил сразу и влёт. После его визитов боли не мучали вообще, а кости, судя по некоторым приметам, действительно срастались быстрее.

В-третьих, никаких ограничений ни по питанию, ни по режиму содержания Латифу не чинили. Дочь Хана лично подошла и сообщила в самом начале пути: «Если попробуешь сбежать, лучше сразу лети в Столицу, подобно птице. Потому что по земле нагоним и пожалеешь, что остался в живых».

Других санкций не прилагалось. Латиф и не дёргался.

На самом деле, он искренне верил: Всевышний наверняка ниспошлёт ещё какую-нибудь возможность. Надо просто сперва залечить все раны (тем более, бесплатно пользуясь услугами целителя-сотника), а потом — выбрать место и момент. Казнить его, судя по всему, не собирались.

Изменилось всё в один момент, когда уже в варварских южных землях, на самом берегу океана, конвоировавшие его всю дорогу степняки представили его пред глазами всё той же дочери Хана, сотника, персиянки-менталистки и какого-то явно неместного пожилого мужчины, родом наверняка с северо-запада.

Увидев в первый момент взгляд старика, Латиф почувствовал, что сюда его везли исключительно ради встречи с этим человеком.

Интересно, кто он? Если его желаниям или просьбам внимает сама дочь Хана, он явно не ниже в иерархии. Но он и не из Султаната. И вообще не правоверный, понял Латиф буквально через несколько секунд.

Беседа строилась по очень сложной, как на Латифа, схеме: старик-гяур говорил на своём наречии. Сотник переводил его на восточный туркан. Дочь Хана (ну ничего себе!) уже обращалась к пленнику напрямую.