Сергей Лукьяненко - Семь дней до Мегиддо

— Как себя чувствует уважаемая мать Гнезда? — спросил полковник. На этот раз он обошёлся без имени. Не знал, кто мать?

— Она очень расстроена и готовится отойти ко сну, — сказала Дарина.

Полковник чуть прищурился, а я понял, что Дарина говорит о Наське. И одновременно, что это ещё одна её подачка. И «расстроена», и «готовится отойти ко сну».

Выходит, отдел «экс» тоже немногое знает?

— А это кто? — Лихачёв кивнул на меня.

— Это Максим, — небрежно сказала Дарина. — Он пользуется полным доверием матери и призван мной для расследования инцидента.

Я прям чувствовал, как полицейский буравит меня взглядом.

— И как фамилия Максима? — спросил Лихачёв.

— Воронцов. У вас ещё остались вопросы?

Удивительно, она и впрямь помнила мою фамилию! С одной стороны, обидно, что назвала, а с другой… разве это помешало бы полиции узнать, кто я?

— У Максима Воронцова был в руках пистолет, — сказал Лихачёв.

— У него был в руках предмет, похожий на пистолет, — поправила Дарина. — Но я бы попросила вас выдать ему разрешение на ношение оружия.

Полковник аж поперхнулся от такой наглости.

Но Дарина добавила, как припечатала:

— Это просьба Гнезда. Он пользуется доверием матери.

Полковник постоял, размышляя. Потом кивнул. Махнул рукой — и прожектора угасли.

— Могу ли я узнать, почему вы приехали? — спросила Дарина.

— Анонимный звонок, — коротко ответил Лихачёв, спускаясь с лестницы.

Полицейские стали уходить куда-то в стороны. Броневик — это действительно был приземистый полицейский броневик, такие нечасто увидишь на улицах, — мягко заурчал мотором и уехал следом.

Прошла минута — и словно никого тут не было.

Я посмотрел на лунное кольцо. Среди полосы пыли плыла Диана, второй по величине осколок Луны. Становилось светлее.

— Идём, — Дарина пошла обратно. Я за ней. В фойе подобрал пистолет, спрятал в кобуру. Интересно, мне и впрямь выдадут разрешение на оружие?

— Спасибо, ты меня выручила, — сказал я. — Думал уже, что сейчас мордой в грязь уронят…

Я осёкся.

Дарина рыдала. Тихо, беззвучно, застыв, как столб. Люди, когда плачут, стараются к чему-то прислониться. Наверное, потому что плачущий — он беззащитен, он нуждается в опоре. А она стояла, будто столб, и тихо ревела.

— Дарина… — сказал я неловко.

— Зи… — прошептала Дарина. — Зи, прости меня… Я же её оболгала, Максим! Я её назвала исторгнутой! Словно она убила хранителя… её будут препарировать… как… как животное… как… как диковинку…

— Вы были подругами? — спросил я и осторожно тронул Дарину за руку. Кожа жницы и впрямь оказалась слишком гладкой и скользкой, будто покрытая тефлоном. Но тёплой. Живой.

Интересно, она меня не порвёт на кусочки за прикосновение?

Она не порвала. Прижалась лицом к плечу и зарыдала громче. Сквозь слёзы сказала:

— Мы все подруги… были…

Я неловко погладил её по спине.

Глупо получается. Вроде девушку успокаиваешь, а на самом деле — Изменённую. А ещё её груди упирались в меня, и казалось, что у нас обнимашки, а дальше всё будет по обычной программе…

От этой мысли мне стало стыдно и противно. Она же не человек! Вокруг полно мертвецов!

— Всё будет хорошо, — сказал я. — Ты жива, и Наська жива…

Дарина вздрогнула под моей рукой. Мрачно сказала:

— Это пока… И тебя я подставила. Ляпнула с перепугу. Лучше бы… мордой в грязь.

— Почему? — не понял я.

— Я же сказала полковнику, ты не услышал? Ты призван.

— И… что?

Дарина отстранилась и удивлённо посмотрела на меня. Глаза её мерцали глубоким сиреневым светом.

— Это не шутки, Максим. Это так просто не отозвать. Ты теперь почти в Гнезде. Пока не выполнишь миссию. Извини, пожалуйста. Я перепугалась…

Я стоял, хлопая глазами и пытаясь осмыслить, во что же ввязался.

Во втором часу ночи на улице стало совсем безлюдно. Лишь от «Пушкина» доносились весёлые голоса и с хлопаньем взлетали в воздух фейерверки. С рёвом промчались два мотоцикла, на втором, за пилотом, сидела хохочущая девушка в длинном вечернем платье. Выглядело это безумно, но весело. Золотая молодёжь отдыхала.

Я подумал, что, если бы не Перемена, и отец остался бы в своём министерстве, то и я бы здесь чилил, а не бродил вечерами по Москве в поисках кристаллов. Но что жалеть о несбывшемся? Я хороший сёрчер, а теперь ещё, даже подумать смешно, призван Гнездом!

Дарина велела мне прийти днём, часа в три. Я подозревал, что всю ночь она будет собирать по Гнезду тела погибших подруг и друзей. Тяжёлая работа, даже физически, но напрашиваться в помощники я не стал. Да и она не просила. Наверное, в Гнезде было много того, что мне видеть не полагалось.

Полицейский пост стоял на углу с Тверским. Два человека в броне, с короткими автоматами на груди. Меня проводили внимательными взглядами, но останавливать не стали. Значит, полковник, хоть и убрал свою маленькую армию от Гнезда, но наблюдение оставил.

— Доброй ночи, — сказал я, проходя мимо полицейских.

Мне, конечно, не ответили. Люди на службе.

Шёл я не торопясь, если захотят догнать — всё равно догонят. Вся моя защита была в словах Дарины: что я призван и что мне доверяет мать. И только у здания ТАСС навстречу мне вышел мужчина со шрамом на щеке. Без брони, в обычном костюме, полковник Лихачёв выглядел совсем не впечатляюще. Не такой уж и высокий, грузный, хотя и чувствовалось: грузность от мышц, а не от жира.

— Добрый вечер, Максим, — сказал он. — Можем мы поговорить?

Спорить смысла не было. А то ещё предложит разговор в другом месте.

— Только недолго, — попросил я. — Спать хочу.

Лихачёв взял меня под руку, у него это вышло как-то естественно, словно он был добрым дядюшкой, взявшимся наставлять житейским мудростям непутёвого племянника. Повёл через дорогу. Там, посреди бульвара, у памятника Тимирязеву, стояли скамейки.

— Все спать хотят, — вздохнул он. — Я тоже уже лёг, когда выдернули… Мы недолго посидим, поговорим.

— Угу, — смирился я.

— Ты хороший парень, из хорошей семьи, — продолжал Лихачёв. — Папа твой уважаемый человек… ну, воровал, конечно, тогда время такое было, но без наглости, иначе бы просто коллеги не поняли. Знаешь, он ведь до сих пор в министерском резерве числится! Замминистра, конечно, уже не станет, возраст. А вот отдел могут и дать.

— Это вы сильно зашли, — похвалил я, садясь на скамейку. — С козырей!

— Кто же на первом ходу сильные карты кладёт? — удивился Лихачёв. Сел рядом, потёр переносицу. — Ты мне расскажешь, что на самом деле случилось в Гнезде?

— Жни… то есть хранитель всё сказала.

— Ясно, ясно… Давно ты с ней контакт поддерживаешь?

— Она сестрёнка моего друга, — уклонился я от ответа, сказав то, что он и так наверняка уже знал.