Гарри Гаррисон - Король и император

До заката Шеф успел выбрать бухту с узким входом и высокими утесами по обеим сторонам, в которой удобно разместился флот. Прежде чем стемнело, король принял все доступные меры предосторожности. Викинги Бранда, опытные в захвате береговых плацдармов, немедленно разбежались окрест, осмотрели все подходы, устроили прочное заграждение на единственной спускающейся вниз тропинке. Четыре катапультоносца были надежно зачалены, развернувшись бортами ко входу в бухту, так что любой проникший в нее корабль оказался бы под ударом сразу восьми метательных машин, притом на дистанции, непреодолимой для греческого огня. На утесы по обеим сторонам от входа в бухту Шеф отправил два дозора с пучками просмоленной соломы, приказав поджечь и сбросить вниз факелы при приближении любого судна. В последний момент один из выслушивавших указания английских моряков смущенно попросил немного ткани для воздушных змеев.

— Это еще зачем? — поинтересовался Шеф.

Низкорослый и косоглазый парень объяснил свой замысел, хоть и не без труда. Надо привязать кусок ткани, вроде маленького паруса, к каждому пучку. Когда его бросят, парус, по мнению изобретателя, примет воздух и будет поддерживать факел вроде… ну, вроде воздушного змея. В общем, огонь будет гореть дольше.

Шеф уставился на парня, спрашивая себя, не появился ли у них еще один Удд. Хлопнул моряка по плечу, спросил, как зовут, велел взять ткань и считать себя зачисленным в команду по запуску змеев.

В конце концов все было сделано как нужно, ведь Шеф не уставал отдавать распоряжения, а сами моряки прекрасно знали, что может натворить греческий огонь. И все-таки они были неповоротливы и вялы. Шеф тоже совершенно вымотался, хотя за весь день не нанес ни одного удара и ни разу не взялся за весло. Это был страх. Понимание того, что впервые тебе противостоит более мощный разум, который имеет свои замыслы и заставляет плясать под свою дудку. Ведь, не вмешайся Бранд и Суммарфугль, флот бы погиб и все северяне лежали бы на дне морском или плавали обугленными бревнами, кормя чаек.

Шеф приказал открыть одну из последних бочек эля и выдать каждому по две пинты.

— Зачем? — спросил кто-то.

— Это будет minni-ol в память о наших с «Морской свинки», — ответил Шеф. — Пейте и думайте, что бы с нами было, если бы не они.

И теперь, набив желудок свининой с сухарями, греясь в охраняемом лагере у костра, который разожгли, несмотря на возможную близость передовых разъездов победившей армии, Шеф допивал вторую пинту эля. Через некоторое время он заметил по другую сторону костра Свандис, не сводящую с него светлых глаз. Впервые она выглядела… не то чтобы раскаявшейся, просто готовой для разнообразия послушать других. Шеф поманил ее, не обращая внимания на обычную сердитую мину.

— Пора тебе объясниться, — произнес он, жестом предлагая сесть на камень. — Отчего ты думаешь, что богов нет, а есть только злые люди? И если действительно так считаешь, к чему этот маскарад с белыми одеждами и низками рябины, как у жрецов Пути? Не трать мое время на свое упрямство. Отвечай без утайки.

Усталый и холодный тон Шефа не допускал возражений. В свете костра король разглядел Торвина с молотом на поясе, разлегшегося на песке, и с ним других жрецов Пути. Рядом со Скальдфинном сидел переводчик Сулейман.

— Я должна объяснить, почему считаю, что на свете есть злые люди?

— Не валяй дурака. Я знал твоего отца. Ты не забыла, от чьей руки он принял смерть? Самое лучшее, что о нем можно сказать, — что он был человеком не с одной кожей, eigi einhamr, как верфольф. Только правильнее назвать Бескостного верчервем, я видел его в другом мире. Если ты считаешь его человеком, что тут еще доказывать? Ивар для развлечения выпускал живым женщинам кишки, только так он мог сделать свой детородный орган крепким. Злые люди? — Шеф, не находя слов, покачал головой. — Нет, я хочу знать, с чего ты взяла, что не существует злых богов. Ты говоришь с человеком, который их видел.

— В снах! Только в снах!

Шеф пожал плечами:

— Моя мать встретила одного на таком же настоящем берегу, как этот, и Торвин говорит — она даже познала его плотски. Иначе бы я не появился на свет.

Свандис колебалась. Она достаточно часто излагала свои взгляды, но никогда не делала этого перед лицом такой непоколебимой уверенности. Однако в ее жилах струилась свирепая кровь Рагнарссонов, которая от сопротивления вскипала еще сильнее.

— Рассмотрим богов, в которых верят люди, — начала Свандис. — Бог, которому приносили жертвы мой отец и его братья, Один, Бог Повешенных, Предатель Воинов, вечно готовящийся к дню Рагнарёка и битве с волком Фенриром. С какой же речью обращается к нам Один в «Hávamál», в священных «Речах Высокого»?

Свандис вдруг заговорила нараспев, как жрецы Пути:

— Я знаю эти заповеди, — перебил Шеф. — Смысл-то в чем?

— Смысл в том, что бог подобен людям, которые в него верят. Он говорит им только то, что они и сами хотят услышать. Один — Верховный Бог, как вы его называете, — просто олицетворение житейской мудрости пиратов и убийц вроде моего отца. Обратимся к другим богам. Вот бог христиан — высеченный, оплеванный, прибитый к кресту и умерший без оружия в руках. Кто верит в него?

— Эти злобные сволочи, монахи, — раздался из темноты голос, — были моими хозяевами. Привыкли во всем полагаться на плетку, но никто не слышал, чтобы выпороли хоть одного из них.

— Но где зародилось христианство?! — вскричала Свандис. — Среди римских рабов! Они сотворили себе бога в воображении, такого, чтобы мог возвыситься и принести им победу в другом мире, потому что в этом мире у них не осталось надежд.

— А как насчет монахов? — спросил тот же скептический голос.

— Кому они проповедовали свою религию? Рабам! Верили в нее сами или не верили, но она приносила им пользу. Что проку, если бы их рабы верили в Одина? А как насчет здешних приверженцев пророка? — продолжала она, развивая успех. — Они верят в единственно истинный путь. Любому дозволено встать на него, для этого нужно лишь произнести несколько слов. И никто под угрозой смерти не может сойти с этого пути. Те, кто принял ислам, налогов не платят, но их мужчины должны вечно сражаться с неверными. Двести лет назад арабы были песчаными крысами, их никто не боялся! Что их религия, как не способ стать сильными? Они сотворили бога, который дает им власть. Так же как мои дядья сотворили бога, дающего им смелость и безжалостность, а христиане — бога покорности.

— Совершенно верно, — снова раздался скептический голос, сопровождаемый зычным отхаркиванием и плевком в костер. — Отдавайте кесарево кесарю. Я слышал это от них.