Тимур Машуков - Ненаследный сын императора. Часть 1 [СИ]

— Голем! — понял князь, — Микаэль использовал одну из самых впечатляющих способностей магов, создал воздушного голема!

Огромная устрашающая фигура магического существа сделала первый шаг. Руки-смерчи ужасающими ударами взметали землю вперемешку с ошметками человеческой плоти, из разинутой пасти раздавался жуткий вой, оглушающий, рвущий барабанные перепонки.

Со страхом Торвигг осознал, что этому звуку вторит и Микаэль, издавая звуки, которые, казалось, просто невозможны для обычного человека…

— Брат! Микаэль! — в отчаянии вызвал он к брату, пытаясь вернуть его сознание. Потому-то так редко и использовалось заклинание, призывающее голема, что оно было смертельно опасно для мага, осмелившегося произнести его. Существовал огромный риск, что, соединив своё сознание со стихией, призыватель просто потеряет себя, свою человеческую сущность, не сумев вернуться в своё тело.

— Мика… — обессиленно прошептал князь, держа младшего брата за руку, — Как же так? И ты оставляешь меня…

Голем, крушащий все на своем разрушительном пути, взревел во всю мощь, и вдруг с ошеломительным хлопком исчез, разметав прощальным порывом ураганного ветра всех оставшихся в живых. Неимоверные усилия имперских архимагов во главе с Громовым принесли свои плоды. Стихия была усмирена.

Микаэль выгнулся дугой, пронзительно крича — и обмяк на руках брата. Из пустых глазниц, выжженных последним посмертным заклинанием воздушного мага, на Эмиля Торвигга взирала вечность.

Неверяще глядя на мертвого брата, князь осторожно коснулся его лица, одновременно прощаясь и обещая скорую встречу в ином мире…Затем поднялся на ноги, сорвал с шеи серебряную цепочку, на которой висел маленький флакончик с радужно переливающейся жидкостью.

— Пришло время и моей мести! За Торвиггов! За свободу! — надсадно закричал он, раздавливая в ладони хрупкое стекло. Горячие струйки крови из ран от впившихся в плоть осколков смешались с магическим зельем, активируя последнее заклинание мятежного рода.

Над полем битвы воцарилась неестественная тишина. Стены древнего замка окутались золотистой дымкой, разгорающееся все ярче свечение охватило крепостные стены, поползло, преодолевая защитный ров, дальше, захватывая каждый метр земли… Быстрее всех сообразивший, что происходит, Громов заорал:

— Отступаем!

И в тот же момент раздался взрыв. Взметнувшиеся языки магического пламени жадно пожирали человеческие тела, деревья, камни… На месте последнего оплота мятежного рода зияла огромная яма.

Изрядно потрепанный, но вновь одержавший победу, двуглавый орёл хищно расправил крылья. Императорский стяг развевался над шатром Владимира Громова, сумевшего выжить в самом эпицентре магического взрыва. Успев в последнюю секунду накрыть себя и ближайших соратников защитным куполом, он спас не только свою жизнь, но и честь.

— Как? Почему не предугадал, не просчитал?! Но кто, кто мог предположить, что этот незначительный мелкий род способен на такое?!

Великий князь, Верховный маг, повелевающий небом, в бешенстве метался по шатру, в воздухе, насыщенном озоном, проскакивали столь же гневные, как и мысли Громова, молнии…

— И Голем… Мага, способного на такое, нужно было холить и лелеять, переманивать на свою сторону, а мы… Так бездарно упустить, прошляпить!

Почтительно откашлявшись, в шатер заглянул часовой. И едва успел увернуться от разряда, полетевшего в него. В воздухе явственно запахло паленым…

— Ваша светлость, срочное донесение! — протараторил испуганно за тонкой стенкой солдат, не рискуя больше показываться на глаза разъяренному главнокомандующему.

— Ну что там еще? — рявкнул Владимир Алексеевич, с заметным усилием утихомиривая стихию внутри себя.

Снаружи послышалась какая-то невнятная возня, протестующее бормотание — и в шатер влетел, направляемый прицельным пинком, неприметный парнишка в замызганной одежонке. Не поднимаясь, он пополз в сторону Громова, подобострастно причитая:

— Не велите им бить меня, я знаю, важное… Только оставьте… Жить хочу! Я боюсь… Не велите…

Подобравшись к ногам всесильного мага, он покрывал походные сапоги Громова слюнявыми поцелуями. Брезгливо отпихнув его, Владимир Алексеевич гневно взглянул на часового:

— Это… Что?!

— Ваша светлость, его подобрал патруль. Говорит, что сбежал из замка, где прислуживал на кухне… Божится, что знает какой-то секрет, но отказывается сообщать, твердит, что только вам…

— Говори! — взор канцлера обратился на сжавшегося от страха парнишку.

— Так я это… в прислугах значит… А они — взрыв, чтобы императору не досталось! А я боюсь, мне страшно! Они маги, а мы-то люди простые… Куда нам? Так и того, её в седло — и из замка, я просился, а меня не взяли… обсмеяли — какой ты охранник, говорят, чушка неумытая… а я что, мне бы из замка! Помирать неохота, ох, пожить бы!..

Недовольно морщась, Громов вслушивался в дрожащий лепет, вычленяя главное.

— Её — кого? Кто покинул замок?

— Так я ж говорю, жинка младшая, брюхатая… Говорит, задача, мол, тебе… И выгнал, точно говорю! А она в слезах вся, с лошади чуть не свалилась, знамо дело… А меня не взяли… Только я сам сбег, потому что Юхан не дурак, не-е-е-е… не дурак! Магам-то все одно — что пламень, что лёд… А мы-то что… А вы мне заплатите?

Бегающие глазки слуги жадно вспыхнули, он с надеждой всматривался в лицо канцлера. Тот, уйдя в свои мысли, широкими шагами мерил расстояние от стенки до стенки…

— Жинка… Брюхатая… Так, значит. Что мы имеем? Возможный наследник…

И, обращаясь к часовому, отрывисто произнес:

— Караулы усилить. Прочесать всю округу. Найти следы отряда, покинувшего замок. Догнать, захватить! Этого… — кивком указав на замершего слугу, — убрать!

И выразительно провёл ребром ладони по горлу.

— Не-е-ет! — заверещал, выпучив глаза, парнишка.

— За что?! Я же… Я жить хочу! Не-е-т!! — Суча ногами, он отползал в дальний угол шатра, в ужасе тряся головой… — Нет, нет, нет… — скороговоркой продолжил он, по его штанам расползалось темное пятно.

Часовой, склонившись над ним, попытался поднять его и вытолкать из шатра, но тот, издав полузадушенный вопль, оттолкнул его — и вдруг замер, перепачканное лицо растянулось в широкой, бессмысленной улыбке. Обняв самого себя за плечи, он стал покачиваться, мурлыча под нос колыбельную:

Спи, усни, птичка луговая,

Утомись, утомись, трясогузка,

засни на доброй лужайке,

приляг на белую землю.

Спи, коль тебя усыпляю,

Утомись, коль тебя утомляю.

Приходи, дядюшка сон,

ложись, сон-сонович, в люльку,

под одеяло к дитятке малому,

завяжи глазки дитятке,

завяжи шелковой лентой,