Гарри Гаррисон - Крест и король

Первая неприятность случилась на следующий день после того, как Бранд объявил спутникам, что они вышли за пределы Западного Фолда. Они пересекли небольшой водораздел и приступили к спуску по ущелью, где по обоим склонам струилась вода. Истомившиеся в зимних стойлах лошади щипали зеленую траву при каждой возможности. Отряд вошел, как делал это уже много раз, на крестьянский двор, огороженный квадратом строений. Как только хуторяне завидели гостей, они немедленно прекратили работу и высыпали навстречу, скликая своих женщин и детишек, — посмотреть на проезжих, перекинуться словечком с Брандом. Постепенно Шефу, которого еще не оставили воспоминания об умершем у него на руках ребенке, поведение местных показалось необычным. Он не замечал недоверия или недоумения, люди выглядели довольными. Видимо, пришли к какому-то выводу. Шеф пригляделся. Сколько их тут? Столько же, сколько было вначале? А все ли его люди на месте?

Внезапно из-за коровьего хлева донесся крик. Кричали по-английски. Голос Эдит, самой молодой и привлекательной из женщин. Ни слова не говоря, Квикка, Озмод и остальные схватили арбалеты и побежали за хлев. За ними последовали Шеф, Бранд и местные.

За углом сарая они обнаружили двух норманнов, напавших на Эдит. Один обхватил ее сзади, зажал рот. Второй вцепился в ногу, пытаясь свободной рукой поймать и другую. Услышав за спиной шаги, второй норманн отпустил Эдит и обернулся.

— Она к этому привыкла, — сказал он. — Посмотрите на нее. Просто сука, рабыня. Только этим и занимается. Почему нам нельзя тоже попользоваться?

— Она не рабыня! — рявкнул Озмод. — И она никогда не была твоей рабыней.

— А ты-то кто такой? — С полдюжины крестьян обступили кругом, вклинились между Озмодом и вторым норманном, продолжавшим держать Эдит. — У нее нет здесь прав. И у тебя нет. Если я скажу, что ты раб, значит будешь рабом.

Шеф протолкался вперед, посмотрел норманну прямо в глаза. Он знал, что его отряду не грозит опасность, по крайней мере в данный момент. Прозвучали щелчки арбалетов, и хотя у крестьян имелись при себе топоры и ножи, ими не успели бы воспользоваться. Но если англичане прольют кровь, весть о случившемся разлетится и поднимется крик и стон. Убить каждого, даже женщин и детей, как поступили бы викинги в Англии, — тем более не выход. Необходимо как-то усмирить буянов, по наивности своей вообразивших, будто имеют дело со слабаками.

— Оставьте нам только эту, — предложил норманн. — А сами можете ехать.

Эдит завизжала сквозь зажимающую рот руку, отчаянно забилась.

«Боится, что мы так и сделаем», — подумал Шеф.

Вперед вышел Бранд, держа в могучей руке снятый с седельной перевязи топор. Это было грозное оружие, с ясеневой рукояткой в три фута длиной, с изогнутым лезвием шириной в фут. Железный обух был инкрустирован извивающимися серебряными змеями, наваренная стальная кромка ярко отсвечивала на темном железе. Из обуха выступал длинный шип, для балансировки и обратных ударов. Это было оружие настоящего богатыря.

— Отпустите ее, — сказал Бранд. — Если не хотите драться со мной. Все сразу или по одному. Мне все равно с кем.

Норманн, который говорил первым, поглядел на него.

Он не был велик, как Бранд, — других таких здоровяков Шеф вообще не встречал. Но можно было лишний раз убедиться, какой рослый народ норвежцы. Этот был на добрых четыре дюйма выше Шефа, намного шире в плечах и тяжелее.

«Обдумывает вызов, — осознал Шеф. — Стоит ли дело того? Велика ли опасность?»

Бранд подбросил топор, не глядя поймал и принялся крутить в воздухе.

Норманн медленно кивнул:

— Ладно же. Торгейр, отпусти ее. Она того не стоит. Но кое-кто подловит тебя, здоровяк, раньше, чем ты спустишься с гор. Тогда узнаем, почему ты бежишь с трэллами через Бускеруд. В тебе самом, наверное, кровь трэлла.

Шеф увидел, что сжимающие топорище пальцы побелели, но Бранд не сдвинулся с места. Освободившаяся Эдит втиснулась в середину ожидавшего с заряженными арбалетами отряда. Не спеша и не поворачиваясь к противнику спиной, женщины, Бранд и англичане отошли к своим лошадям, молча собрали пожитки. Две лошади исчезли: их успели украсть в течение короткой ссоры.

— Не стоит из-за этого шуметь, — сказал Бранд. — Просто уходим.

Колонна потянулась мимо строений и навозных куч. На околице мальчишка швырнул в чужаков комок грязи, к нему присоединились другие. Грязь, камни и издевательские крики сопровождали беглецов еще с полмили.

На ночлег в этот день устроились с небывалой роскошью, расстелив немногочисленные одеяла и не пожалев времени, чтобы сварить купленную накануне солонину и сушеный лук. Но ели молча и беспокойно. Часовые зорко следили за дорогой в обоих направлениях.

Когда большинство улеглось спать, Озмод и Квикка сели рядом с Шефом и молчаливым Брандом.

— Так мы далеко не уйдем, — сказал Озмод. — Весть разнесется впереди нас, по тропам, которых мы не знаем. На каждом хуторе не миновать стычки. А если встретится деревня или город, будет еще хуже.

— Я же предупреждал, — вздохнул Бранд. — Как будто ведешь мышей через кошачью страну.

— Мы надеялись на нашего пса, — сказал Квикка.

Шеф, мгновенно встревожившись, взглянул на Бранда.

Он неоднократно видел, как великана задирали в лагерях викингов около Йорка и в Восточной Англии. При этом говорили не столь оскорбительные слова, и обидчики были намного более грозными, чем Квикка. Каждый раз следовал незамедлительный ответ с печальным результатом: сломанная рука, отбитые мозги. Но сейчас Бранд сидел неподвижно, видимо погрузившись в раздумья.

— Да, — наконец произнес он, — вы надеялись на меня. И по-прежнему можете на меня рассчитывать. Я обещал провести вас до Гула-фьорда и сделаю все, чтобы сдержать обещание. Но есть одна вещь, которую вам необходимо знать. Если я и сам не знал этого раньше, то понял сейчас. Вот уже двадцать пять зим, как я воюю. Начни перечислять людей, которых убил, или сражения, в которых участвовал, это звучало бы как сага о ком-нибудь из богатырей короля Хрольфа или о самом старике Рагнаре Мохнатые Штаны. За все это время никто не посмел сказать, что я повернулся спиной и отступил, когда скрещиваются копья. — Он грозно огляделся. — И вы это видели! Мне нет нужды здесь хвастаться. Но битва с Иваром что-то отняла у меня. Я получил много ран и не раз побывал на краю гибели. В душе, впрочем, ни единожды не чувствовал, что погибаю. Но когда Ивар отразил мой удар и проткнул меня мечом и я ощутил клинок в своем брюхе, я понял, что даже если переживу этот день, то дня через два все равно умру. Я просто знал. Все длилось не больше удара сердца, но я никогда этого не забуду. Даже после того, как Хунд заштопал разорванные кишки, вылечил меня от лихорадки и выпустил гной. Сейчас я так же крепок, как в былые годы. Но мне не забыть того, что однажды пережил. — Он снова поглядел на слушателей. — Понимаете, беда в том, что в этих горах, где в каждом местечке есть свой богатырь, да еще все время занимаются mannjafnathr, сравнением воинов, чтобы выяснить, кто из них самый грозный, люди могут догадаться. Тот человек на хуторе знал, что он мне неровня, что я убил дюжину таких сиволапых, прежде чем у меня отросла борода. Но он ведь заметил, что сердце мое к драке не лежит. Если бы еще чуть-чуть поразмыслил, то мог бы и рискнуть.