Александр Петров - Забавы жестоких богов [calibre]

Лазарев только вздохнул. Капитан Белого десанта, который на время семейной сцены деликатно удалился, снова вошел в салон.

– Господин генерал! На поверхности зафиксирован взрыв Башни Контроля.

Юрий недоуменно посмотрел на Нику. Княгиня покачала головой.

– Я не понимаю, Счастливчик. Хотя твои мордовороты выпустили столько зарядов, что могли нечаянно ее зацепить.

– Нет, это маловероятно. Тем более бой давно кончился, а приборы Башни не зафиксировали повреждений. – Внезапно растерянность на его лице сменилась испугом. – Ты представляешь себе, что теперь будет? Живая Богиня кивнула.

“Альбатрос” влетел в ангар орбитальной станции. Ника с Юрием в окружении гостей и охраны пересели на внутренний транспортер. Все подавленно молчали.

Торжество было сорвано. В огромном зале с окном во всю стену, где уже собрались гости и были накрыты столы, наспех развернули экраны для присутствующих. Эсбэшники поднялись в командный пункт офиса Службы.

Молодая княгиня осталась с приглашенными, уверяя, что нет ничего страшного, все скоро кончится, и даже уговорила гостей сесть за стол. Проголодавшиеся аристократы с большим удовольствием принялись за трапезу, наблюдая город в непривычных для себя ракурсах видеодатчиков системы слежения. Некрасивые и неприятно возбужденные люди, больше похожие на обезьян, примитивный симпл, перемежающийся отборной бранью, темные каньоны улиц, резкий свет фонарей – все это казалось нереальным по сравнению с журчанием фонта нов, тихой музыкой, цветами, белым мрамором стен, роскошью и великолепием парадного зала генеральской резиденции.

Лазарев глядел, как по карте на экране медленно ползет пурпурное зловещее облако, заполняя кварталы низших сословий.

– Боже мой, боже мой… Резкая смена энергетических режимов, эйфория, повышение эмоционального тона до уровня неконтролируемой агрессии… Бунт.

Служебный переговорник взрывался рапортами, которые следовали один за одним.

– Толпа на пересечении Седьмой и Тринадцатой улиц!

– Толпа на площади Космонавтов!

– Толпа на Звездном бульваре. У них палки и камни. Они разбивают витрины, грабят, насилуют, убивают!

– На улицы выведен весь личный состав, задействованы бронемобили. Они бросаются прямо под броневики, переворачивают, стреляют в полицейских из захваченного оружия. Парализаторы и лазеры не помогают! Батарея психического воздействия не справляется! Мы не можем сдерживать их! Вооруженная толпа направляется к Центральному Куполу и кварталам высших сословий! Помогите!

На экранах наблюдения остервенелые люди крушили все на своем пути, сносили штатные заграждения и наспех сооруженные баррикады, тонули в клейкой пене, падали от разрядов лазеров и парализаторов, чихали и плакали от газа, но все равно упрямо лезли вперед, захватывая улицу за улицей и дом за домом. Заревели сирены. Только тогда до каждого дошло, что это не фильм, не постановка со спецэффектами; Разговоры замерли, куски оленины на золотых вилках легли нетронутыми обратно на саксонский фарфор тарелок. Повисла гнетущая тишина. На экранах появился дежурный штаба Планетной Охраны:

– Господа! На поверхности сложилась ситуация крайней тяжести! Нам не хватает пилотов с индексом психической устойчивости больше 08 единиц. Просим всех, кто умеет пилотировать армейские крейсеры, собраться у Главного центра управления полетами для тестирования. Речь идет о жизни и смерти близких вам людей!

Многие из гостей, наспех попрощавшись, покинули своих соблазнительно наряженных женщин, чтобы занять места в машинах Белого десанта и Планетной Охраны. Сквозь прозрачный металлополевой композит было видно, как штурмовики и транспортники сотнями ринулись к планете спасать свои дома, родных, детей.

Вскоре вооруженные гравилеты вступили в бой, и на поверхности стали вспыхивать искорки взрывов полного распада, явственно видимые даже с расстояния в 40 мегаметров. Началась бойня.

Небытие было гулким и легким. Без мыслей, без боли, без напряжения. Без страданий. Сознание возвращалось медленно. Сначала возникли голоса.

– Ты его пришил, – негодующе сказал кто-то.

– Ну откуда я знал, что он такой хлипкий. Я же стрелял из парализатора.

– Знал, не знал… Говорил тебе, не целься человеку в левый бок, если хочешь, чтобы жив остался. Наверху будут очень недовольны.

– А что я, он нас всех мог укокошить, падла “драконья”.

Эндфилд услышал звук удара.

– Ну, сволочь, живи, живи, гад, – с отчаянием крикнул спецназовец.

Еще несколько ударов. На этот раз он точно определил, что бьют ногами нечто лежащее на полу.

“Это, наверное, меня”, – вяло подумал Капитан.

– Скорее врача. И перестань колотить, ты совсем его забьешь, – окрик, по всей видимости, принадлежал командиру.

Туман перед глазами разошелся, и Джек увидел себя лежащим на полу. Точка зрительного восприятия находилась под потолком салона. Картинка слегка покачивалась, словно Капитан смотрел с привязанного воздушного шарика, колыхаемого потоками сквозняков.

Его тело почти не пострадало. Разряд парализатора прожег дыру немного ниже левого погона и разорвал кожу в месте входа электрического импульса.

Человек в белом халате грубо сдергивал с него китель, отчего голова, которую Эндфилд раньше считал своей, моталась на бессильной шее и колотилась о металлический пол. Лицо было разбито в кровь и слегка обожжено из-за близкого взрыва. “Неужели это я. Просто кусок мяса, который можно пинать ногами?” – пронеслось в сознании Капитана.

Бригада врачей суетилась, расставляя приборы.

Джек с интересом смотрел, как инъектор прижимается к за пястью. Его восприятие расширилось, и он услышал другие голоса.

– Мы потеряли его.

Эндфилд понял, что это говорят друг с другом операторы биолокационной установки.

– Спокойнее, мы видим объект на

“Они меня потеряли, это хорошо”,

– Спокойнее, мы видим объект на визуальном сканере.

Капитан ощущал странное спокойствие. Чистые мелодии Космоса наполняли сознание, приглашали в мир, где нет горя, нет жестоких Управителей Жизни с их верными псами эсбэшниками, размывая волю и желание, обещая невыразимое блаженство нирваны.

Одновременно с этим Джек ощущал горечь потери, утраты живого, яркого, красочного, динамичного мира, понимал, что это всего лишь отсрочка, наполненная десятками и сотнями лет сожаления о задуманном и несовершенном.

Все это сочеталось с пьянящей радостью от свободы, пониманием, что злобные Управители не смогли сделать с ним ничего. И ничего не сделают.

Эндфилд балансировал на тонкой грани, отделяющей его от грубого, грязного и жесткого мира людей. Нет, дела здесь не закончены.