Константин Соловьев - Раубриттер. Animo

Огонь, который он щедро подкармливал щепочками и кусками коры, отнесся к нему с истинно герцогским презрением, окутывая лицо едким дымом, но отказываясь рождать хоть толику тепла.

Аривальд, как и полагается старшему пажу, не замедлил прийти к нему на помощь. Так легко и тактично, что почти не уязвил самолюбия.

— Костер любит терпеливых, — спокойно сказал он, — Дай мне, Грим.

У него это в самом деле ловко получалось. Даже, пожалуй, ловчее, чем у отцовских егерей, подумал Гримберт, полосуя фамильным басселардом[10] еловую ветвь и убеждая себя, что ничуть не завидует. Завидовать Аривальду было бессмысленно, как бессмысленно завидовать птице, умеющей летать. Она летала не потому, что тщилась кому-то что-то доказать, а потому, что такой была создана Господом и иначе существовать не умела.

У Аривальда все легко получалось, вне зависимости от того, чем он занимался, перебирал изношенные подшипники своего «Стража», штопал ботфорты или подковывал жеребенка. Есть в мире такие люди, как старина Вальдо, люди, у которых в руках любое дело делается само собой, мало того, еще и с оскорбительной простотой.

Может, потому я и сделал его своим старшим пажом, подумал Гримберт, оттирая лезвие кинжала от липкой еловой смолы, выделив среди куда более знатных особ, графских и баронских сыновей. Любой из них счел бы честью сделаться моим старшим пажом, а в будущем и оруженосцем, но я выбрал этого тощего мальчишку с хитрым взглядом, который язвит меня своими шуточками денно и нощно, а еще, кажется, наделен талантом делать все то же, что и я, только не в пример лучше.

Род его определенно не относился к самым древним и уважаемым в пределах Туринской марки. Как со смехом заявлял сам Аривальд, когда об этом заходила речь, его род был достаточно древним только лишь в сравнении с вчерашним хлебом, а по степени знатности располагался где-то между горшком и кочергой. Его отец был безземельным бароном, выслужившим титул за долгую преданную службу Турину в качестве маркграфского герольда, мелкого распорядителя на рыцарских турнирах. Сам не будучи рыцарем, он не мог и надеяться на военную карьеру или сколько-нибудь достойное положение при дворе. Даже не винтик — крошечная заклепка из числа тех, которыми напичкана Туринская марка, никчемный в своем масштабе соединительный механизм.

Из пучины безвестности его спас случай. Тот самый, который его и погубил.

На одном из турниров, устроенным в честь Пепельной Среды, «Вселенский Сокрушитель» отца вышел на бой против тогдашнего чемпиона Туринской марки, грозного «Златоцвета». Бой оказался коротким и весьма предсказуемым. «Вселенский Сокрушитель» трижды уязвил противника имитационным снарядом и уже праздновал было победу, когда вмешалась трагическая случайность — «Златоцвет» угодил ему в бок бронебойной ракетой, которая по недосмотру оруженосцев оказалась снаряжена боевой частью вместо имитационной боеголовки. Угодив в стык броневых плит, она мгновенно повергла всемогущего «Сокрушителя», воспламенив снаряды в его боеукладке. Система пожаротушения сработала с опозданием, бронированная кабина не открылась автоматически. Отец превратился бы в пепел внутри своей бронекапсулы, если бы не отвага безвестного герольда, нырнувшего в гудящее пламя и вытащившего отца на своих плечах, прямо в горящем гамбезоне.

История закончилась как и должно. «Вселенского Сокрушителя» отремонтировали, незадачливых оружейников живьем сварили в масле, однако отблагодарить своего спасителя отец не смог — спустя несколько дней тот скончался на руках у придворных лекарей от страшных ожогов. У маркграфа Туринского хватало недоброжелателей даже среди подданных франкской империи, но даже самые злокозненные из них не могли отрицать его приверженности принципам рыцарского благородства, которым он был верен всю жизнь. Не в силах воздать должное своему мертвому спасителю, он распорядился принять на придворное обеспечение его малолетних сыновей, Аривальда и Гунтериха, а старшего еще и записать в пажи с правом выслуги в рыцарское сословие.

Аривальд был человеком многих талантов, некоторым из которых, несомненно, еще предстояло расцвести в полную силу, но если Гримберт и уважал своего старшего пажа за что-то, так это не за умение развести костер из щепок или великое множество похабных историй, содержащихся в памяти, а за необычайно светлую голову — качество, которому он сам втайне завидовал.

Только Аривальд, старина Вальдо, услышав условия сложной тактической задачки, мог спустя минуту ясно и четко разложить ее по полочкам, а еще одной минутой позже выдать ответ, поражающий даже сердитого Магнебода своей изящностью, лаконичностью и простотой. Только старина Вальдо обладал способностью мгновенно переводить в уме величины из восточной системы мер в имперскую и обратно, так ловко, будто все эти футы, канны, метры, ливры и килограммы были мраморными шариками, которыми ловко жонглируют уличные мальчишки в Турине. Только старина Вальдо мог…

— Я тут кое-чего захватил в дорогу, — закончив возиться с костром, Аривальд внезапно хлопнул по походной котомке, свисающей с его плеча. Судя по тому, как оттопырился ее холщовый бок, содержала она не только галеты аварийного рациона и набор карт, — Подумал, чего нам галетами давиться, а? Точно глиной сухой живот набьешь, даже сытости толком нет…

Гримберт встрепенулся:

— Ты захватил провизию?

— Заскочил на кухню ночью, — Аривальд подмигнул ему, запустив руку в котомку, — Но нам повезло. К тому моменту, когда повар закатил скандал, мы уже были во многих лигах от Турина.

— Черт возьми! Ты кудесник!

Аривальд немного смутился.

— Ну, тех кушаний, которые готовят на придворных пирах, здесь, пожалуй, не будет, — заметил он, извлекая свои припасы, — Придется тебе какое-то время обойтись без перепелиного филе под сливочным соусом, бламанже и миндальных пирожных. Зато тут найдется кусок доброго мяса, четыре картофелины, полдесятка яиц, кусочек сыра и бутылочка дрянного дешевого винца, которое как нельзя лучше подойдет к случаю.

Гримберт рассмеялся.

— Господи, Вальдо! Как только я стану маркграфом, прикажу возвести в твою честь собор. Ты только что сотворил чертово чудо!

Аривальд зарделся, хоть и скорчил презрительную гримасу.

— Чудом будет, если старик Магнебод не прикажет тебя выпороть, когда ты вновь опозоришься на уроке по тактике.

— А, заткнись, Вальдо.

Аривальд умел священнодействовать не только с растопкой. Вырезав кинжалом пару гибких ветвей, он ловко приладил над огнем мясо, и костерок развел именно такой, как надо, чтоб давал достаточно жара, но особо не дымил. Не прошло и десяти минут, как Гримберт блаженно втягивал носом воздух, наблюдая за тем, как капли жира, шлепаясь в огонь, возносятся к зимнему небу, похожему на тяжелый свинцовый витраж, крохотными дымными завитками.